Зачарованный город

История… Её я учил через раз. Хватало знаний, почерпнутых из Анюткиных институтских учебников (одно время я сильно ими увлекался), фильмов и компьютерных игр (с точки зрения родителей и учителей – чудовищная гримаса прогресса). Зато урок истории был не зря потерянным временем хотя бы из-за личности Алины Альбертовны. Классная считала – у неё не все дома, и собственного мнения не скрывала. Но до их личной вражды нам дела нет. Главное, уроки истории, как и уроки Гусара, проходили со стопроцентной посещаемостью.

Представьте себе высоченную худощавую женщину с девчоночьим голосом, распущенными длинными светло-русыми волосами, привычкой «зависать» на полминуты на самом интересном. Представьте огромные глаза, ярко накрашенные так, что они казались совино-круглыми, испуганно-удивлёнными. Почему-то я всегда представлял себе такой Жанну д’Арк. Только вместо доспехов Алина Альбертовна носила длинные неяркие платья и туфли без каблуков, почти лапти.

Её фразы разбирались на цитаты. Её мягкий характер и умение обратить урок в игру увлекали. Рассказывала она – словно сама участвовала во всех знаменитых сражениях древности. Плоские чёрно-белые рисунки из учебника обретали цвет и глубину, правители и полководцы гордо расправляли плечи, залихватски выхватывали сабли (шпаги, пистолеты, ружья – нужное подчеркнуть) и неслись в бой на врага на бравом коне или верном танке. Впрочем, это не имело решающего значения. Важно, что сама историчка верила в свои рассказы и заставляла поверить нас.

Но сейчас не о ней речь. На её уроке телефон обрадовал очередной эсэмэской. Текст послания мне очень не понравился:

«Вы изменитесь. Это неизбежно. Не пугайтесь того, что начнёте замечать вокруг, ибо видите это только Вы и эльфы. Зайдите ко мне или к Вячеславу – мы объясним».

И подпись: Август Денисович Иванов, фотограф.

Я повернулся к Эльке. Та сидела хмурая, крутила в пальцах карандаш.

– Тихонова, что делать будем? – шепотом спросил я.

– Пойдём к нему, как Валентин вернётся.

Историчка вещала что-то про международные причины Второй мировой. Я же разглядывал класс. Что-то меня в окружающей обстановке пугало.

– Ты тоже чувствуешь? – занервничала Эля.

За окнами потемнело, словно выключили лампочку солнца. Оно не зашло за тучи, не померкло. Такой эффект получается, если при редактировании фотографий на компьютере резко увеличить контрастность. Светлое становится светлее и ярче. Тёмное перетекает в чёрное, сливается в единую кляксу.

В этом освещении к нам подплыл силуэт Алины Альбертовны, склонился к Эльке и, распрямившись, понёсся обратно к доске. Ожили краски, слипшиеся было в единое чёрно-белое «нечто». Пространство класса расширилось.

– Когда Уинстон Черчилль распорядился… – с вольными отступлениями от учебника как ни в чём не бывало продолжала свой рассказ историчка.

А я во все глаза смотрел на болтающийся на Элькином карандаше старинный серебряный перстень со сложной гравировкой и ярко-жёлтым крупным камнем. В центре камня переплетались вырезанные значки, отдалённо напоминающие латинские буквы. Вензель! – вспомнил я название подобной надписи, когда в одном символе соединялось несколько букв.

– Это печать, – зашептала Элька, снимая перстень с карандаша и разглядывая, – для скрепления договора.

Солнечные лучи разбились о грани, вспыхнули яркой радугой.

– Красиво, – перстень перекочевал на указательный палец Тихоновой.

– Что делать будем? – спросил я.

– Не знаю, – ответила Элька. – Вернее, знаю – к дядьке тому пойдём. Как там его?

– Август Денисович, – подсказал я.

– Щукин, Тихонова, за дверь! – не меняя тона, заявила Алина Альбертовна.

По классу пронеслось злорадное «хи-хи». Вот и закончилось обсуждение Язвы и её безответной любви к Гусару. В топе рейтинга второй сезон ток-шоу «Щука плюс Радиоактивная». Не переключайте телевизор.

– Эй, милые мои, дневники не забываем положить учителю на стол. Давно я не была замечена за написанием замечаний, – скаламбурила историчка. – Отдам только после урока.

Я мрачно шлёпнул свой на стол. Элька извлекла вычурный дневник с кровожадно оскалившейся горгульей и аккуратно положила поверх моего.

– Фу, Радиоактивная, ты теперь с Дохлым Фунтиком в одной песочнице? – не удержалась от комментария Вика.

– Шелег, молись, чтобы звонок прозвенел как можно позже! – разозлился на неё гот. Он очень не любил, когда над ним посмеивались.

– Шелег и Кабанов, за дверь. Дневники на стол! – установила вселенскую справедливость Алина Альбертовна.

– Йес! – не удержался я от восклицания, закрывая за собой дверь.

– А что я? – противно, словно автосигнализация под окном в два часа ночи, заголосила Вика.

– Где погуляем? – спросил я, застёгивая замок на сумке. – До звонка двадцать минут.

– Как где? В столовке! Обедать! – нагнал нас тощий прожорливый Фунтик.

Вика, не обронив ни слова, побрела к лестнице.

– Жаловаться мамочке? – пристал к ней Кабанов.

– В библиотеку! Умные люди туда ходят! – решила повоображать учительская дочка.