Каждый вечер наша четвёрка собиралась на совещание. Тема бесед была лишь одна – как избежать гибели в день подписания? Элька нервно грызла ногти и отмалчивалась. Она-де бабушке с учителем отослала секретные письма, а ответа как не было, так и нет. Зато артефакты последние не находятся, словно не признаёт заклятие Валентина с Анюткой арбитрами. Я искренне надеялся – хоть они спасутся.
Ровно за неделю до подписания, когда я был готов окончательно раскиснуть и снова засесть за зубрёжку географии с физикой, чтобы мысли не бродили где попало, наматываясь на шевелящиеся в мозгу шестерёнки тревоги, со мной возжелал пообщаться Славик. Только со мной, без Эльки. Прямо на урок алгебры пришёл и забрал с контрольной. Наталье Михайловне пришлось сдать недорешённые листики (а жаль, я почти списал тщательно перенесённое с флешки решение).
«Женька, – тут же одёрнул я себя, – тебя через неделю пришлёпнут, точно таракана рваным тапком, а ты об алгебре печёшься!»
Невесело посмотрел на математичку, затем встретился взглядом с портретом Рене Декарта (был такой французский математик, придумал что-то, чтобы изображения его в любом кабинете математики над доской пылились). Декарт с укором взирал на мои пиратски раздобытые листки с решением. Жуть как сильно захотелось показать ему язык, но я справился с собой и поплёлся вслед за Славиком.
Знать, что мой учитель – враг… Не просто учитель, а бывший жених сестры и мой друг. Дружбой со Славиком я искренне гордился до последних событий. Гаденькое чувство на дне души копошилось, шевелило небритыми паучьими лапами, почёсывало обрюзгшее брюшко. Имя тому чувство – разочарование.
Могу ли я доверять Славику как прежде? С одной стороны, он эльф, а следовательно, враг. С другой – он предупредил нас о коварстве соплеменников. Но слишком поздно. Валентин не верит в его бескорыстность и искренность. А сейчас я склонен довериться защитнику.
Глядя на тощую спину информатика, торчащие из-под красной рубашки лопатки, я гадал – о чём пойдёт беседа. Вопреки ожиданиям Славка повёл меня не в компьютерный класс, а в пустовавшую сейчас учительскую, закрыл дверь, молча указал на стул, сам сел напротив, положил ладони на стол и упёрся в меня острым взглядом.
– Женя, – начал он. И я видел – он подбирает слова и не находит нужных. – Женя, – продолжил он попытки установить контакт, но осёкся, отвёл глаза.
– Вы что-то хотели сказать, Вячеслав Игоревич? – не выдержал я. – Я завалил последнюю лабораторную?
– Ты знаешь, я не об этом, – ладони с шумом хлопнули по столу. – Я придумал, как вам спастись. Вам нужно разделиться. Едва четвёрка распадётся,
– Зато
– Тихо, Женя. – Слава на этот раз не шелохнулся. – У нас мало времени. Ты, конечно, знаешь, что
– Где? – недоверчиво перебил я его.
– Есть место, где городская магия бессильна. О нём даже мой прадед Август Денисович не знает. Вернее знает, но никогда недодумается, что вы там прячетесь. Чтобы туда попасть, требуется твоё согласие и одного из вашей четвёрки тоже. Лучше Ани. Или её друга Валентина. Для всех остальных вы, предположим, уедете в гости к родственникам. Я зачарую твоих родителей, они не станут волноваться. Переговоры и подписание пройдут без арбитров. Такое возможно, хоть и нежелательно ни для одной из сторон. Новое заклинание плести уже поздно.
– Вячеслав Игоревич…
Я задумался. А вдруг он дело говорит? Верить или нет? Не знаю.
– Мне надо с Аней посоветоваться и с остальными тоже. До завтра время терпит?
– Да, но не позже, – с трудом согласился Славик.
Он нервничал. Я видел, как он вытирает вспотевшие ладони о рукава рубашки, оставляя неприятные тёмные следы, точно от крови.
Решив, что все слова уже произнесены, я встал и направился к двери.
– Женя, – окликнул он меня на пороге, – будет лучше, если свои артефакты вы захватите с собой. Для большей безопасности.
Я кивнул и возвратился на урок. Вдруг успею дореша… досписать контрольную?
Сердце грела неожиданная надежда. Славка предлагает реальный выход! Это спасение для нас!
У школьного порога меня нагнала мелодия – лёгкая, журчащая, невесомая. Одним словом – предлистопадная. Сразу повеяло прохладой. Загорелись лучики солнца на ещё зелёных листьях-монетках тополей, на сердечках – берёз, платочках клёнов.
Валентин примостился на школьном заборе и играл на флейте. Прохожие не обращали на него, невидимого, внимания. Мало ли что звучит из припаркованных у парадного входа машин. Только беспородная дворняга, задрав голову, сидела и вслушивалась в песню без слов, думала о своём, о собачьем.