Зачем?

Передо мной стояла крупная, женщина восточного типа. Копия Заура. Только в женском исполнении. В данном случае мужской вариант оказался более привлекательным. Но ведь у нее мама была француженка, и это решало главное. Высокая пикантная женщина. Пикантность во всем: в улыбке, в одежде, в манере говорить, в манере двигаться. Она бросилась обнимать меня. Я знала, что в Париже приняты поцелуи в знак благодарности и радости. Я, маленькая, пухленькая женщина из Украины, утонула в ее объятиях. Мы встретились так, как будто знали друг друга всю жизнь. Мы, правда, знали друг о друге много. Благодаря папам. О семьях, мужьях, детях, работах, проблемах. Нас всю жизнь вдалеке друг от друга объединяли наши папы.

Говорила Сара по-русски плохо. Но достаточно хорошо, чтобы я все, абсолютно все, понимала. Она тут же взяла меня за руку и сказала:

– Сейчас идем ко мне домой.

Это-то в Париже, где принято вечерами встречаться в кафе! Отдыхать, обсуждать и решать все вопросы.

– Сара, – взмолилась я, – может, поднимемся на площадь Тертр и посидим в кафе? Вот такая моя мечта долгие годы.

– Какая мечта?

– Посидеть в кафе на Монмартре.

– Мы все успеем, все осуществим.

– Когда?

– Сегодня. Сейчас я приготовлю легкий ужин. У вас это называется “перекусить”. Через час придет Рауль, и тогда будем решать, что делать дальше.

– А кафе на Монмартре, – жалобно напомнила я.

– Все будет.

Тон Сары не терпел возражений. Заур рассказывал, что она работает одним из главных финансистов в очень крупной компании по продаже недвижимости во всей Европе и Средиземноморье.

Ее муж Рауль Глаас тоже француз, но у него в крови полный интернационал. В нем смешались восток и запад, ислам и христианство.

Ровно через час раздался звонок в дверь, и передо мной стоял красавец 50-55 лет. Изысканный, интеллигентный, обаятельный “белый воротничок”. В руках – маленький букетик неизвестных мне мелких цветочков. Изящно, здорово, ненавязчиво, недорого, необязывающе. Сначала поцеловал мне руку, а потом, улыбнувшись, на отвратительном русском языке спросил:

– Можно я тебя обниму и поцелую – по-вашему?

– Конечно.

Заур говорил, что Рауль работал директором дорогой гостиницы на улице Риволи, недалеко от Лувра. Директор, а не хозяин.

Квартира у них небольшая – метров 80, а может, 100. Для Парижа это нормально. Так они объяснили. Главное – это их собственность, а не арендованная. По телевизору я много видела таких квартир. Одна комната плавно переходит в другую, то ли посредством широкого коридора, то ли помещения, предназначения которого я так и не поняла. В ней смешался восток и запад. Ковры, восточные вазы, восточные светильники и при этом достаточно изящная, но не современная, европейская мебель и посуда. Спальни (крошечные), маленький кабинет, кухня и ванная. Все остальные помещения – как хочешь, так и понимай.

За этот час Сара приготовила массу разнообразных маленьких бутербродиков. Предложила мне кофе.

– Нет, нет, я вечером не пью кофе.

– Чай?

– Да.

– А спиртное?

– Да.

На столе стояло минимум полдесятка разных бутылок и бутылочек. Красивых. Все не на русском. Ничего не понимаю. Из каждой уже не раз пили. В одной был коньяк, в другой – виски (фу), в третьей – розовое, французское вино (бутылка изумительной красоты, на вкус – никакое, наш крымский мускат лучше), дальше – бельгийский ликер (ну, о-очень!). Остальные не помню.

Я привезла им в подарок небольшую картину, написанную маслом нашим харьковским художником. Пейзаж. Теплый, немного грустный, уютный. И красивую коробку конфет Харьковской кондитерской фабрики, которую, кстати, организовал у нас в городе в XIX-м веке то ли француз, то ли бельгиец Жорж Борман.

Их реакция на картину меня поразила. Они не восхищались, не улыбались, не благодарили. Они смотрели, как завороженные.

Через пару минут Сара повернула ко мне лицо – в глазах стояли слезы.

– Здесь бывает мой папа.

Это сказала женщина, которой за 50. У нее внуки. Она никогда не жила с Зауром. Только когда была совсем маленькой.

– Мне так хочется там побродить, – еле подобрал слова Рауль.

Такой реакции я никак не ожидала.

– Приезжайте ко мне на Украину, приезжайте к тестю. Под Ленинградом такие красивые места.

– Что обозначает слово «тестю»?

– Это отец вашей жены.

– Заур?

– Да.

Сара улыбнулась и утвердительно закивала головой.

– А Ленинград – это Петербург?

– Да.

– Зачем меняли название? Париж – он ведь всегда Париж.

– Вы слышали о том, что в Советском Союзе был культ личности Сталина?

– Да. Конечно. Это ужасно. Дедушка и бабушка тогда пострадали.

Сара сказала ему что-то по-французски. Я поняла, что она уточнила: погибли.

– Так вот, сначала был культ личности Ленина.

– Я до сих пор не понимаю: зачем ему нужна была революция? Как ему удалось ее организовать?

– Вот в честь Ленина и изменили название города: Петербург на Ленинград.

– А теперь наоборот?

– Наоборот.

– А почему: Петербург?

– В честь русского царя Петра I, который построил этот город.

– Сам?

– Нет. Конечно, не сам.

– Все-таки название в честь одной личности.

– Да.

– В России так любят оставлять имена на века.

– Похоже, что да. Хотя Москва….

– А Киев?