Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?

Некоторые говорили, что это неважно, потому что в загробной жизни нам не придется есть; другие возражали, что это как раз важно, потому что представ пред Иисусом, мы захотим выглядеть наилучшим образом.

И споры разгорались с новой силой...

Миссис Уинтерсон не желала, чтобы ее тело воскресло, потому что она его никогда, никогда не любила – ни единой минутки за всю свою жизнь. И хотя она верила в грядущий конец мира, но все равно ощущала, что воскрешение тела было делом ненаучным. Когда я спрашивала ее об этом, она отвечала, что видела кинохроники французской студии "Пате", снятые в Хиросиме и Нагасаки, и знала все о Роберте Оппенгеймере и проекте "Манхэттен". Она пережила войну. Ее брат служил в авиации, мой отец был в армии – это была их жизнь, а не какая-то отстраненная история. Она говорила, что после атомной бомбардировки верить в массу невозможно, можно верить только в энергию. "Пока мы живем, мы – масса. А когда настанет наш час, мы превратимся в энергию, и хватит об этом".

Я размышляла об этом многие годы. Ей удалось уразуметь нечто бесконечно сложное и абсолютно простое. Фразы из книги Откровения о том, что "вещи мира сего прейдут", "земля и небеса скроются, свившись как свиток" для нее были демонстрацией неизбежного превращения массы в энергию. Ее дядюшка, любимчик ее матери, был ученым. Она сама была умной женщиной, и где-то между безумной теологией и жестокой политикой, выставляемой напоказ депрессией и отвержением книг, знаний, жизни, она увидела, как взрывается атомная бомба, и осознала, что истинной природой мира является энергия, а не масса.

Но чего она так никогда и не поняла, так это того, что энергия может быть ее истинной природой и при жизни. И что ей не нужно попадаться в ловушку массы.

Тех, кому предстояло пройти обряд крещения, облачали в белые покрывала – кто-то носил их залихватски, кто-то стеснялся – и пастор задавал им один простой вопрос: "Принимаешь ли ты Господа Иисуса Христа как своего спасителя?"

Отвечать полагалось: "Принимаю". В этот момент крещаемый вступал в воду, двое крепких мужчин поддерживали его с обеих сторон, а пастор опрокидывал и полностью окунал его – умирающего для старой жизни и появлявшегося на поверхности ради зари новой. Когда насквозь промокшие новообращенные снова оказывались на ногах, им возвращали их вставные зубы и очки и отправляли на кухню – обсыхать.

Крестильные службы были очень популярными и всегда сопровождались ужином, на котором подавали картофельный пирог с мясным фаршем.

В церкви Елим детей не крестили. Крещение предназначалось взрослым или тем, кто вот-вот должен был вступить во взрослую жизнь – мне, например, было тринадцать. Никто не мог быть крещен в церкви Елим до тех пор, пока не предаст жизнь свою в руки Иисуса, а главное – пока не будет в состоянии понять, что это означает. Христос заповедовал, что его последователи должны быть дважды рождены – как от плоти, так и от духа святого, и мы соблюдали эту заповедь посредством религиозной церемонии инициации – одновременно и языческой, и племенной. Это должен был быть обряд посвящения, осознанный выбор между жизнью, доставшейся тебе по воле случая и обстоятельств, и между жизнью избранной.

Есть психологические преимущества в том, чтобы выбирать жизнь и путь в ней сознательно, а не просто принимать ее, как животный дар, доставшийся тебе по прихоти природы и случайности. "Второе рождение" защищает психику, пробуждая самоосознание и осмысленность.

Я знаю, что весь процесс с легкостью становится чем-то сродни механической зубрежке, где ничего нельзя выбирать и где любые ответы, какими бы глупыми они ни были, считаются более предпочтительными, чем искренние вопросы. Но при этом сам принцип остается правильным. Я лично видела многих представителей рабочего класса, как мужчин, так и женщин, включая и меня саму – живших более глубокой, более осознанной жизнью, чем это было бы вне церкви. Они не были образованными людьми, но изучение Библии заставило их мозг работать. После работы они встречались, чтобы поучаствовать в шумной дискуссии. Чувство принадлежности к чему-то большему, чему-то важному, дало им ощущение единства и значимости.

Бессмысленная жизнь для человеческого существа не имеет ни единого достоинства животной неосознанности; мы не можем просто есть, спать, охотиться и размножаться – мы создания, вечно ищущие смысл. Западный мир покончил с религией, но не с нашими религиозными порывами; нам, кажется, необходима высшая цель, какая-то жизненная задача – и ни денег, ни отдыха, ни социального прогресса нам просто недостаточно.

Мы должны отыскать новые способы обнаружения смысла, пусть до сих пор и неясно, как именно это будет происходить.

Но для прихожан пятидесятнической церкви Елим в Аккрингтоне жизнь была исполнена чудес, знамений, волшебства и практического предназначения.