Теперь нужно убираться от греха подальше на безопасное расстояние, и преступник пересёк дорогу. Стоя на автобусной остановке, он увидел, как санитары вынесли на носилках человека головой вперёд. Максим понял: Савельева жива и может его выдать. Он поспешил скрыться в темноте и сел в троллейбус после долгого петляния по улицам. Через несколько остановок стало ясно, что транспорт едет по другому маршруту. Абрикосов вышел в незнакомом месте, огляделся. Надо добираться до временной берлоги с несколькими пересадками, но это его не огорчило: он, как зверь, заметал следы.
Теперь Абрикосов сидел в тёмной квартире, трясясь от страха, что бывшая приятельница выдаст его. Так провёл он остаток ночи и следующее утро, и к полудню решил узнать, куда отвезли раненую и жива ли ещё она. Он стал обзванивать больницы, и в одной из клиник ему ответили, что к ним ночью поступила Светлана Савельева. Бывший водитель решил разведать лично, в каком состоянии она находится. Чтобы его не узнали, он отправился на ближайший рынок и купил себе женскую одежду, туфли, парик и косметику. Ближе к вечеру он вышел из чужого подъезда, где на верхнем этаже переоделся в женщину, надел парик и накрасил губы. Закрыв глаза тёмными очками и подхватив сумку с мужскими вещами, Абрикосов явился в больницу, в которой лежала «Светлана». В окошке сказали, что больная находится в реанимации, и к ней нельзя, но, возможно, днём переведут её в палату. Переодетый в женщину водитель не знал, что Савельева Светлана — сорокалетняя тётка, и перенесла перед утром операцию на паховой грыже, которая ночью ущемилась. Оперированная после ранения Вероника в это время уже лежала в палате интенсивной терапии рядом с Леной.
Итак, в больнице наступило время вечернего посещения больных. Абрикосов, переодетый в женщину, накинув бумажный халат на плечи, отправился в травматологическое отделение, рассудив, что именно здесь должна лежать раненая. Он вышагивал по коридору на высоких каблуках, от неудобства виляя бёдрами. Пришлось заглядывать в каждую палату, всматриваться в лица больных, разыскивая знакомую. Она, мирно спящая на подушке, с ореолом золотых волос вокруг головы, обнаружилась в тридцать пятой палате, где находились ещё три человека: две посетительницы, молодая и пожилая, кормили сразу двумя ложками бледную девушку с забинтованной головой.
Он тут же покинул здание, сел на скамейку в больничном дворе, вытянув ноги, уставшие от непривычной ходьбы на каблуках, и погрузился в думу, что делать с прекрасно чувствующей себя, как ему показалось, Светланой. Во-первых, она знает или догадывается, кто покушался на неё; во-вторых, он так её и не наказал. И это было неприятно, ведь он опять в полном дерьме: без денег, без работы, к тому же ещё может угодить за решётку. А Светка! Заживает на ней всё, как на кошке! Лежит себе, спит сном ангела, будто ничего дурного не совершала. Как будто не кинула его, не похитила ребёнка, не обвела вокруг пальца хозяина. К тому же она вся в шоколаде — квартирку нехилую себе купила, разъезжает на белом «мерине», а ведь он стоит столько же, сколько квартира!
Абрикосов так разозлился, что ему приходится ездить на общественном транспорте и снимать старую грязную квартирку у чёрта на куличках, что даже выдавил из глаз скупую мужскую слезу.
Само собой пришло решение. Он, имея за плечами два курса мединститута, пошёл в ближайшую аптеку и попросил упаковку момнетумбицина. Девушка предупредила, что лекарство относится к группе препаратов, резко снижающих давление, поэтому нужно его разводить дистиллированной водой в пропорциях один к трём и вводить только один кубик. Он купил ещё и коробку ампул с дистиллированной водой и одноразовые шприцы, самым высоким голосом, на какой был способен, заверил, что берёт лекарство по поручению бабушки-соседки и та знает, как его вводить, но обязательно предупредит её. Затем Абрикосов вернулся в больницу, обследовал все закоулки, конечно, куда смог попасть, и наметил местечко, где может спрятаться до закрытия клиники на ночь. Это оказался незапертый чуланчик на верхнем этаже. Там стояли сломанные носилки и другой инвентарь, который нельзя выбросить до списания, а ещё в выварке обнаружилась несвежая медицинская одежда, приготовленная, скорей всего, для отправки в прачечную. Абрикосов выбрал в белье халат подлинней, и примерил.
Клинику, видимо, уже закрыли на ночь, звуки в коридорах стихали. Он устроился на полу за большими фанерными ящиками со всякой мелочью. Так, на сидении сломанного кресла, сняв туфли и с наслаждением вытянув ноги в проход, он ожидал, когда все уснут, и сам задремал. Очнулся от испуга, что настало утро, но мобильник показал три часа пятьдесят минут. Немного размявшись после долгого сидения в неудобной позе, Абрикосов нащупал в кармане заранее заправленный лекарством шприц, приоткрыл в коридор дверь и, убедившись в его безлюдности, осторожно спустился по лестнице на третий этаж.