--Завершить воссоединение страны, на несколько веков опередив Германию и Италию, а если сравнивать с Испанией или Францией - без гражданский войн, малой кровью, превратившись из конгломерата феодальных княжеств в централизованное государство (символом этого единства стали Судебники 1497 и 1550 годов, установившие в стране единое правовое пространство).
--На поколение раньше своих северо-европейских соседей встать на путь церковной Реформации.
--Создать местное земское самоуправление и суд присяжных.
--Преодолеть средневековую "патримониальность", при которой государство рассматривалось как родовая вотчина ("patrimony"), превратившись в сословную монархию. Говоря словами современного историка, "монархия уже не могла им [самоуправляющимся сословиям] диктовать, а должна была с ними договариваться". (22)
--Создать национальное сословное представительство (Земский Собор).
--Разгромить две из трех малых татарских орд, Казанскую и Нагайскую, взяв тем самым под свой контроль великий волжский путь.
-- Научиться использовать для международной торговли Белое море, а затем и завоевать морской порт на Балтике (Нарву), пользовавшийся, как мы помним, такой необыкновенной популярностью у европейских купцов.
--Отвоевать у Литвы ряд важнейших западно-русских городов, включая Смоленск.
Достижения, как видим, колоссальные. Но еще более крупный задел подготовлен был на будущее - для последнего мощного рывка и окончательного воссоединения с Европой.
Экономический бум первой половины XVI века, стремительное и ничем не ограниченное (напротив, поощряемое государством) развитие спонтанных процессов крестьянской дифференциации и рост городов. Распространение частной (не феодальной) собственности - всё это постепенно создавало русскую предбуржуазию, третье, если хотите, сословие, способное в конечном счете стать, как повсюду в Европе, могильщиком косного и малоподвижного средневековья.
На протяжении всего этого столетия в стране шла бурная - и совершенно открытая - интеллектуальная дискуссия о её будущем, главным образом в связи с перспективой церковной Реформации. Именно это и имею я в виду под "европейским столетием России" -- время, когда самодержавия еще не было, когда русское крестьянство было еще свободным и договорная традиция еще преобладала, когда общество еще принимало участие в обсуждении перспектив страны. На ученом языке, время, когда Россия развивалась в рамках европейской парадигмы.
Новые и старые социальные элиты, естественно, конкурировали друг с другом, но ничего похожего на ту истребительную войну между ними, которая началась после 1565 года в ходе самодержавной революции, не наблюдалось. Тем более, что крестьянство, из-за которого весь сыр-бор впоследствии и разгорелся, оставалось в европейском столетии свободным.
То же самое - где-то раньше, где-то позже - происходило в этот период практически во всех европейских странах. Москва, как и Киевско-Новгородская Русь, обещала стать государством, которое никому из современников не пришло бы в голову считать особым, не таким, как другие, выпадающим из европейской семьи. И уж тем более наследницей чингизханской империи.
ПОВОРОТ НА ГЕРМАНЫ
Но чем дальше заходили в Москве европейские реформы, тем ожесточеннее, как мы уже знаем, становилось сопротивление.
В первую очередь потому, что церковь, напуганная мощной попыткой реформации при Иване III, перешла после его смерти в идеологическое контрнаступление. Искусно связав Реформацию с религиозной ересью, она выработала универсельную идейную платформу, предназначенную навсегда положить конец покушениям государства на монастырские земли. Это и была платформа самодержавной революции.
В обмен на сохранение церковных богатств царю предлагались неограниченная власть внутри страны и тот самый статус вселенского защитника единственно истинной христианской веры, который лег в основу претензий России на миродержавность. Соблазн оказался неотразим. Во всяком случае для Ивана IV.
Во-вторых, наряду с процессом крестьянской дифференциации, порождавшим, как повсюду в Европе, российскую предбуржуазию, в стране шел параллельный процесс дифференциации феодальной. И центральный бюрократический аппарат все больше и больше опирался против боярской аристократии на стремительно растущий класс служебного дворянства. То был офицерский корпус новой армии централизованного государства, с которым оно - из-за недостатка денег в казне - расплачивалось землей, раздаваемой в условное (поместное) владение. Вместе, разумеется, с обрабатывавшими её крестьянами..