Зачем России Европа? - Избранные статьи

Точно так же следовало развернуть лицом к Константинополю только что разгромленную им Австрию. Тут добивался он сразу трех целей. Во-первых, помогал ей забыть старые обиды и стать из врага союзником (например, предложив ей компенсацию за территориальные потери в Италии и в Германии – за счет той же Турции). Во-вторых, сделать ее инструментом немецкого влияния на Балканах, которые раньше были вотчиной Англии и России. И в-третьих, наконец, превратить ее в непреодолимый бастион на пути России в Константинополь.

Но все это упиралось в русско-турецкий конфликт, который следовало сначала разжечь и довести до войны, дав России возможность разгромить Турцию. Лишь затем, однако, отнять у нее плоды ее победы на международном конгрессе, где он, Бисмарк, как раз и выступит в роли великого миротворца.

Это была сложнейшая комбинация, о которой не только наивные славянофилы, но и Горчаков (Бисмарк его презирал, обозвав однажды “Нар­циссом своей чернильницы”), не имели ни малейшего представления. После злополучной горчаковской депеши, окончательно уверившей Бисмарка, что политика России “наивна”, он не сомневался в своей способности ею манипулировать. Тем более, что в его распоряжении были панславистские страсти славянофилов. Их и намеревался он использовать в качестве пешки, которую настойчиво проталкивал в ферзи.

Другим обстоятельством, пришедшим на помощь славянофилам, были припадки имперской болезни, регулярно сотрясавшие Турцию. Она-то ведь тоже была евразийской империей. В принципе припадки эти не отличались от националистического наваждения, охватившего Россию в 1863 г., когда восстала Польша. Разница была лишь в том, что в составе Оттоманской империи таких “Польш” было не меньше десятка, поэтому она практически не вылезала из “патриотических” конвульсий. Одна из них произошла в 1820-е годы во время греческого восстания. Число их нарастало. В 1866 г. восстали критяне, в 1875 – Герцеговина, еще через год – Болгария.

И на этот раз “патриотический зуд” охватил Оттоманскую империю с такой силой, что вылился в антизападную революцию. Султан Абдул Азиз, друг России, был свергнут 30 мая 1875 г. группой “патриотических” пашей и заменен вождем непримиримых Мурадом V. “В то же время, – пишет русский историк, – националистическое движение в турецких провинциях быстро вырождалось в настоящую черносотенную анархию, напоминавшую погромы христиан в 1820-х годах. Жертвами черносотенных вспышек становились иногда даже европейские дипломаты (как это случилось с французским и германским консулами в Салониках мае 1876 г.). Попытка восстания болгар в родопских горах была поводом к такой свирепой резне, которая всколыхнула общественное мнение всей Европы и довела воинственное настроение русских славянофилов до крайних пределов” (3, вып.22, с.27-28).

Между тем события на самом верху петербургского истеблишмента тоже шли в желательном для славянофилов (и Бисмарка) направлении. Императрица Мария Александровна, несмотря на свое немецкое происхождение, так горячо симпатизировала славянофильскому делу, что выбрала в наставники наследнику престола (вместо уволенного ею либерала Кавелина) самого свирепого в Петербурге охранителя самодержавия К.Победоносцева. Со временем это дало результаты. В Аничковом дворце под крылом воспитанника Победоносцева сформировалась панславистская “партия войны”. Роль посредника между нею и Бисмарком исполнял брат императрицы принц Александр Гессенский, который сновал между Петербургом, Берлином и Веной, оркеструя русско-турецкий конфликт.

Это было посерьезнее Славянского благотворительного комитета. Но и его влияние Бисмарк, конечно, со счетов не сбрасывал. Тем более, что энергия, с которой комитет пытался возбудить общественное мнение в России против Турции, достойна была, он полагал, восхищения. По всей стране собирались деньги на “общеславянское дело”. Как пишет биограф Александра II, сборы производились в церквах, по благословению духовного начальства, путем подписки. Собранные полтора миллиона рублей были немалыми по тем временам деньгами.

При комитете создано было также вербовочное бюро для набора добровольцев в сербскую армию. И их тоже собралось немало, больше 6 тысяч человек. Среди них попадался, конечно, и просто бродячий люд, но были и отставные офицеры, и юные идеалисты вроде В.Гаршина. Аничков дворец откомандировал генерала Черняева, который принял командование сербской армией. Особую роль во всем этом играл русский посол в Константинополе генерал Игнатьев. На Балканах он был человек всемогущий, вице-султан, как его называли (у турок для него было, правда, другое прозвище – “отец лжи”). Весь свой авторитет употребил Игнатьев на подстрекательство сербов к войне.