Зачем смерть давала шанс (СИ)

Когда Тугай вышел вместе со мной к нашим, он оказался до того измучен и истощен, что не мог внятно объяснить, кто мы и откуда. На наше счастье рядом оказался офицер штаба, он-то и узнал нас. Нас быстро погрузили на машину и отправили в госпиталь. Меня выгрузили и на носилках оставили в коридоре, я практически не подавал признаков жизни. Врач решил, что мне осталось жить несколько минут, и со мной не стоит возиться. Тугая сразу отправили в операционную, он, оказывается, тоже был ранен осколком, но не тяжело. У него вырвало кусок мяса на левом боку. Рана хоть и была не смертельной, но причиняла ему боль и неудобство, так как, находясь в постоянном движении, да еще с такой нагрузкой как я, она постоянно кровоточила. Тугай потерял много крови и сильно ослабел. Врач сделал с ним все, что полагается, да еще и восхищался, мол, вот какой мужественный солдат выдержал все без наркоза и ни разу не застонал.

Когда его несли на носилках по коридору в палату, он увидел меня лежащего на полу, и поинтересовался у санитаров, почему мне не оказывают ни какой помощи. Узнав от санитаров, что я хоть и живой, но уже не жилец, поднял такой скандал. Он соскочил с носилок и стал заставлять санитаров положить меня на его место и нести в операционную.

На шум прибежали все врачи, которые находились в данный момент в здании. Вызвали еще несколько человек из обслуги, решив силой уложить буяна на носилки. Но надо знать Тугая, он за несколько секунд уложил на пол всю эту команду, потом сорвал бинты, и лег рядом со мной. Вскоре пришел главврач, на его вопрос, что происходит, Тугай ответил:

— Я не для того тащил его на себе двадцать километров через линию фронта, что бы вы вот так, не оказав даже первой помощи, бросили на пол умирать как собаку. Я не встану и буду лежать рядом с ним, и вам все же придется похоронить нас вместе, и пусть наша смерть будет на вашей совести.

Что потом началось, главврач такой разгон устроил, меня быстро в операционную, он сам присутствовал на операции. Плохо, что это мало чем помогло, осколок не вытащили, слишком опасно было трогать его, мог бы и не выжить. Зато живым остался, а осколок, да бог с ним, живу ведь пока, а там посмотрим, будет сильно беспокоить, лягу под нож, пусть вытаскивают, а не будет так и помру с ним. Все равно не так уж много осталось.

А Тугай все дни, пока я был без сознания, дежурил у моей кровати. Вскоре рана у него зажила, и он уехал на фронт, а я еще месяца три провалялся в госпиталях, потом меня выписали и отправили домой долечиваться, полностью списав с военной службы.

Домой я добрался чуть живой. От меня остались только кожа да кости. Но зато дома стараниями Наташи я быстро пошел на поправку, и день победы я встретил довольно крепким.

Вот тогда учитывая мои заслуги и нехватку мужиков, меня назначили участковым в нашем колхозе. Мне на этот раз, конечно, повезло. С войны я вернулся хоть инвалидом, но все же живой. Старший мой повоевал немного всего полгода. Но дошел до Берлина, потом отслужил три года и вернулся домой. Младшему не довелось воевать, слишком молод был. Так что, с родными у меня все в порядке.

Вот Тугаю на этот раз не повезло. Степан погиб в танке, освобождая Прагу. Представьте, уже в самом конце войны, а сноха Антонина погибла в январе сорок третьего года под Сталинградом. Она была медсестрой, когда вытаскивала раненого с поля боя, фашистский снайпер, не задумываясь, выстрелил, не обращая внимания, что она не только медик, но и женщина. Фашист, он и есть фашист, ничего святого у него нет за душой.

Вот так, друзья мои, а как погибли его отец, жена и внук тебе, Петр Ильич, наверное, лучше известно.

— Да, Егор, такое не забывается. Все я помню, ведь происходило можно сказать на моих глазах. Я вот чего никак понять не могу, как такого порядочного человека как Тугай, Бог так сильно наказывает. Насколько я знаю, он никогда, ничего плохого людям не сделал. Только добро, и погляди, как он наказан. Ведь сам прошел одну из самых страшных воин. Остался жив, а его семья здесь в глубоком тылу погибла вся, сделав его одиноким стариком. Почему на свете такая несправедливость, я не пойму. Возьмем его Веру Степановну, тихая скромная работящая женщина. У нее в руках все кипело, она везде поспевала, никогда никто от нее не слышал ни одного слова жалобы. Это случилось ранней весной сорок третьего года. Перед этим она получила похоронку на Антонину.