Зачем тебе алиби…

— То! У него вчера был кто-то из милиции, и его пошили на том, что он знал Машу двенадцать лет назад. У него нашли ее портрет. И мать его замели по этому поводу. Они же врали, что не видели ее раньше! Понял? А там недалеко момент, когда Юра выложит вообще все. И про Машу, и всю ее историю с твоим отцом, и с Игорем… Как он объяснит, почему скрывал все это? Скажет, что Маша — его первая любовь? А его мать скажет, что она терпеть ее не могла? «Только и всего? — спросит мой любимый Владимир Борисович. — А может, было что-то еще? А не были вы в сговоре с некоей Анжеликой Прохоровой? А с Александром Прохоровым?» Ох, как он любит задавать такие вопросы…

— Я сейчас позвоню Юрке!

— А стоит ли? — с деланным равнодушием ответила она. — Больше всего он повредил себе самому. Про наше дело он ничего не знает и сказать не сможет. И тебе больше с ним не договориться. Его поймали на даче ложных показаний, и он теперь будет выслуживаться и все выкладывать, как есть. Его припугнут. Понял? А если он расскажет, как мы просили его, чтобы он сделал мне алиби? И потом вдруг у меня действительно появилось алиби… Возникнут вопросы.

Вот этого бы мне не хотелось. Я не понимаю, чего они так долго ищут убийцу?! Когда ее найдут, смогу вздохнуть спокойно…

— Почему ты говоришь «ее»?

— Потому что пока, кроме этой девки, убить Игоря было некому.

И первым, что она увидела, положив трубку, были глаза Жени. А вторым — халат Игоря, в который с трудом влез Женя. Рукава халата почти доходили ему до локтей, полы заканчивались где-то над коленями. Выглядел он смешно, но смотрел вовсе не весело. Анжелика попыталась улыбнуться, но не смогла — она поняла, что Женя слышал все или почти все.

— Тебе пора? — спросила она, собираясь проскользнуть мимо него на кухню. Но мужчину с такой фигурой трудно было миновать без последствий — Женя загородил собой всю дверь и остановил Анжелику, взяв ее за локоть. Она второй раз в жизни почувствовала, какими жесткими могут быть эти руки. Она подняла на него глаза и сказала как можно спокойнее, как будто ничего необычного не происходило:

— Маша умерла, знаешь ли… Ее кто-то сбил машиной. Я сейчас звонила ее мужу. Ужасно… Эта та самая женщина, у которой был адрес… Я не успела его взять. Не знаю, что нам теперь делать.

— Нам делать? — переспросил он, иронично подчеркивая слово «нам».

— Почему ты… — начала она, но не успела закончить фразу, когда взглянула ему в глаза. В них было что-то ужасное. Она осеклась и замолчала.

— Значит, у вас с Сашей ничего нет? — спросил он как-то очень спокойно. — Никаких тайн, да?

Ничего страшного?

— Боже мой… Клянусь тебе!

— Не клянись! — Он брезгливо поджал губы. — Значит, алиби тебе было нужно? А я то думал, что ты темнишь? Знаешь, я в этом больше не участвую.

Я знать не желаю, что ты сделала со своим мужем!

И не хочу знать почему! Может, ты была любовницей этого Саши, а? Это он тобой вертит?

— Но я…

— Замолчи, — грубо ответил он. — Что теперь вам делать, ты хотела меня спросить? Вам с Сашей?

Не знаю. Ловко ты меня провела! Вот зачем вся эта комедия?! Но мной вы вертеть не будете! Пусти, мне нужно позвонить.

И как будто это она мешала ему двинуться с места, а не он ей, Женя резко отстранил ее, так что Анжелика пошатнулась и едва не упала. Он прошагал к телефону, отвернувшись, набрал номер и сказал пару фраз, из которых следовало, что он немного задержится. Положил трубку и, так же не глядя в сторону Анжелики, вышел из комнаты. Она постояла, прижавшись спиной к холодной стене. Посмотрела на пол, на коричневый ворс, на котором уже не было следов крови. Услышала, как в ванной зашумела вода. Она не двинулась с места, чтобы приготовить завтрак, убрать постель, попробовать помириться — только слушала, как он топчется в коридоре, наталкиваясь на стены, кряхтит, обуваясь, звенит ключами, как за ним захлопывается входная дверь. Женя даже не попрощался.

Как только он ушел, Анжелика сползла вниз по стене и, сидя на корточках, обхватив голову руками, прошептала: «Я и этого потеряла…» Она не знала, так ли на самом деле велика потеря, не понимала, плакать ей или спокойно встать и идти завтракать. Она знала одно — он выскользнул, исчез. И вечером она будет совершенно одна — как раз тогда, когда ей нужна будет чья-то помощь и поддержка. Зазвонил телефон. Девушка выслушала пять или шесть звонков, потом нехотя встала, взяла трубку, вяло сказала:

— Слушаю.

— Звоню из автомата. — сказал Женя. — Слушай хорошенько. В гараже стоит твоя машина. Синий «Вольво»? Да?

— Что? Что ты говоришь?!

— Ах, какая неожиданность! — злобно ответил он. — Нечего строить из себя дурочку. Эту женщину сбила, какая-то машина? Да? Так вот — я осмотрел резину. Там кровь!

— Что?!

— Кровь, ангелочек невинный! Что замолчала?!

Удивилась?! Это новость для такого ангелочка, как ты? Или по быстрому соображаешь, как меня прикончить?!

Анжелика молча слушала, одновременно нашаривая рукой спинку стула, чтобы опереться — ноги отказывались ее держать. А Женя яростно говорил, чеканя каждое слово: