Зачем ты пришла?

– Васильюшку когда отпевали, мой хороший, вот, с неделю назад. Я сначала стоял как положено человеку – со свечкой, с мыслями равными моменту. Мой дорогой друг, Васильюшка наш был человек вот прямо… Ну, отпевали… Гундос этот, отче Михаиле, не люблю его, гундосит, как проклятый, – граф скривил лицо так, что на нем ничего не осталось, кроме носа и морщин. – Надоел он мне своей фальшью, мой хороший. Матом нельзя у церкви, а то я бы сказал. А у меня сюрприз был с собой для Васильюшки. Самый ценный. Пластинка «Битлз», альбом «Let it be». Затертая-я, заслушанная-я, запиленная-я – ой! Подошел я к гробу, поцеловал Васильюшку и прямо вот между ножкой его и деревом гробика смертного пластинку и вставил. Ну, это самое ценное, что было у нас с ним.

Ты уехала. Я не понимал куда. Не знал, вернешься ли. Может, нет…

– …Тут этот служка да братец Васильюшкин накинулись на меня, выволокли да давай пинать прямо вот тут, у порога храма Божьего, – он перекрестился, вытер губы ладонью, – это сейчас зажило, уже не видно. А что же, мой друг? Они там плачут, молитвы поют, охают и ахают, радуются, что Васильюшка свет покинул, дом им оставил, а я «битлов» что ли ему не могу положить в гроб? Не имею права? Да у нас с ним только и было – огромный домина без замков и дверей, старый проигрыватель, одна эта пластинка да самогон эвридей, – он засмеялся так задорно, так не по-деревенски прозвучало это его «эвридей», что я захохотал вместе с ним, представив труп скончавшегося, плачущих родственников, гнусавого священника, горящую теплоту свечей и торчащую из гроба пластинку «Let it be»…

Он посмеялся, придвинулся поближе, продолжил уже громче:

– Слушай, мой хороший, уже вечереет. Да я не о том совсем, ты не думай. Ты что думаешь, я всегда в этой клоаке жил? Не-е-ет. И на басу мы поигрывали, и пластиночками приторговывали, и с «МММ» дружили, и девочек в центр вселенной целовали… Прости, Господи, сына грешного твоего, порочное чадо служанки и двух графьев…

Ты вернулась, но меня не звала, просто сидела в машинке с включенным мотором и фарами. Граф поплевывал мне в ухо:

– Да сейчас поедешь, не кипишуй, чувак. Все там нормально у вас будет. Ты скажи ей, пусть послушает песню «Своих волос не обрезай», и все поймет. Мой дорогой, слушай. Тебе расскажу, как надо на все смотреть, откуда смотреть, чтобы не посереть. Слушай, да я пойду дальше спать под треск свечей. Вот что я хотел, дорогой мой. Система интуитивного блага. Тайна тайн, смотри никому не распизди. Как там Башлач пел? Имя имен. Система интуитивного блага. Буддистский срединный путь, прокатившийся по русским ухабам, ферштейн, мон шер? Встал ты утром. Сначала передерни на какую-нибудь грезу с женским лицом, случайно затесавшуюся между сном и явью. Потом почитай что-нибудь из философии. Лучше религиозной. И лучше если ничего не поймешь, это не важно, друже. Пока будешь читать, станешь лучше понимать самого себя – это тоже тайна. Тайна о том, для чего вообще книги нужны. Потом помедитируй, это обязательно. Закрепи то, что понял о себе, пока книгу читал. Дальше ванна с хвойным концентратом или морской солью. Можно замиксовать. Чувак, слушай меня, говорю тебе истину. В ванной рассматривай себя, свое тело, руки, ноги, гладь себя, знакомься с собой заново. И каждый раз заново. Потом почитай что-нибудь политическое, например, что-нибудь о конце истории или Платона. Мой друг, слушай.

Он был абсолютно серьезен, глаза его выражали предельную истину, красоту и знание. Но я смеялся, я не мог сдержать смех – так странно он все это рассказывал. Безумный то ли граф, то ли хиппи, то ли просто спившийся торговец пластинками.

Он продолжал, а ты ждала: