Зачем убили Сталина? Преступление века

«Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя будет оболгано и оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.

Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не смогла подняться… Острие борьбы будет направлено прежде всего… на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.

С особой силой поднимет голову национализм… Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций…»

«Почему же, если Сталин так все предвидел, он не кричал об этом на всю страну? Почему ничего не делал, чтобы это предотвратить?» — может спросить читатель.

Кричать?..

А что бы это тогда дало?

И кто бы Сталина тогда понял верно?

Что же до «делать»…

Так ведь Сталин всю свою жизнь и делал все для того, чтобы это предотвратить!

Делаем ли мы?

Хоть что-то…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Не мешало бы выдумать пятилетку по реконструкции человеческого мозга, которому явно не хватает многих частиц, необходимых для совершенного социального порядка.

Герберт Уэллс в беседе со Сталиным 23 июля 1934 г.

Осенью 1939 года режиссер Михаил Ромм оказался в только что освобожденной из-под польского гнета Западной Белоруссии. Позднее он вспоминал:

«В нищей белорусской деревне я увидел крестьян, живших по две-три семьи в одной избе, перегороженной даже не стенками, а жердочками… Пастушата носили на веревочке консервные банки с углями и помахивали ими, как кадилом. Когда я подарил хозяйке спички, она ахнула и тут же ножом стала разрезать каждую спичку вдоль пополам…»

А рядом находилось хозяйство осадника — мелкого помещика из польских улан. Ромм описал и его:

«Надел… составлял… около ста гектар. Угрюмое каменное жилище окружали огромные, тяжелые, тоже каменные, сараи, скотный двор, амбары…

У осадника было тридцать коров, их уже раздали крестьянам. И они уже доили их, но разбирать по домам пока не решались. Женщины приходили, каждая говорила осаднику «Дзень добрый, пане», доила свою корову и уходила, сказав «Дзенькую, пане»…»

«Старик молчал», — заключал свой рассказ Ромм, сообщив при этом, что рядом с паном стояли три его невестки — ядреные девахи, жены трех его сыновей, находившихся в армии, — тоже выслуживать свои тридцать коров.

Потом Советская власть этих осадников вместе с сыновьями и их женами высылала во внутренние районы страны, а кого-то и расстреливала, смотря по тому, кто как вел себя — лишь угрюмо молчал или брал в руки топор.

А сегодня над их судьбой, презрев судьбу замурзанных западнобелорусских пастушат, льют слезы «историки» и «публицисты».

В июле 2008 года удивительное по своей социальной наглости издание «МК в Нижнем Новгороде» поместило сообщение о некоем «господском бале в старинной усадьбе Приклонских-Рукавишниковых под Богородском», сопроводив его фотографиями…

Фраки сидят, как на корове — седло… В руках «изячной» молодой мадам с купечески-арбузными грудями настоящая «гаванна»… Всё — «как у господ».

А на обороте того же листа «МК» сообщал о том, что договоры пожизненной ренты для пенсионеров оказываются ловушкой, что одинокий ветеран-фронтовик доживает жизнь как…

Эх!