Зачем убили Сталина? Преступление века

Спрашивается — нужны были министрам такие публичные «чистки»? Собственно, если бы министры, именно министры, которые по статуту Суда не могли входить в число судей, активно, делом поддержали бы идею судов, то в министерствах и ведомствах Москвы могла бы установиться атмосфера, противоположная той, которая уже начала складываться. То есть — принципиальная и здоровая, вместо деляческой и затхлой. Ведь тогда в центральных органах если не большинство работников, то здоровое, активное меньшинство их находились на своих местах и работали честно. Здоровый смех в заде суда над министром Зотовым и его замом Прониным это доказывал лишний раз…

Конечно, в Москве и на верхних этажах власти находились люди, к идее судов чести лояльные. Так известный (и очень толковый) советский журналист Николай Григорьевич Пальгунов, в 1948 году 50-летний ответственный руководитель ТАСС, а до войны — корреспондент ТАСС в Иране, Франции, Финляндии, выступая в ТАСС по случаю создания там суда чести, приветствовал новые веяния, призванные, кроме прочего, воспитывать чувство национального достоинства. В те годы был даже снят фильм «Суд чести»…

Но в целом сталинскую и ждановскую идею Судов чести «спустили на тормозах». Стоит ли этому удивляться? Тем более что в ЦК ВКП(б) Суд чести, насколько я понял, не собирался ни разу, что тоже в комментариях вряд ли нуждается. И то, что министрам Суды чести по душе не пришлись, может быть, более убедительно, чем что-либо другое, говорило о том, что в «служилой» Москве конца 40-х годов далеко не все было благополучно.

Суды чести не привились и сошли «на нет». Однако можно было не сомневаться, что московская служилая элита эту сталинскую инициативу забыть не могла. И она росту любви элиты к Сталину — любви искренней, а не казенной, — конечно же, не способствовала.

Нехорошая зарубка осталась на памяти у многих.

СИТУАЦИЯ с элитой тревожила. «Сбоили» даже испытанные, казалось бы, кадры — например, Молотов. Он уже в 1945 году оказался не на высоте в ряде ситуаций, связанных с жесткой информационной политикой Сталина по отношению к иностранным корреспондентам. Сталин тогда сделал Молотову письменный выговор и был прав. В СССР в то время хватало и бездомных, и голодающих, и большинство западных журналистов хотели бы писать о них, расписывая нелады в стране, которая только что выдюжила тяжелейшую войну. Об успехах этой страны в послевоенном восстановлении западные газетчики были склонны сообщать сквозь зубы.

Тогда Молотов повинился, но вскоре опять произошел «сбой». 2 декабря 1946 года Общее собрание Академии наук СССР избрало Вячеслава Михайловича в «почетные академики». Заметим, что избирать в академики Сталина — в условиях его якобы тотального культа — никто никогда и не мыслил.

Молотов в это время был в Нью-Йорке и прислал в Академию, её президенту С.И. Вавилову, большую прочувствованную телеграмму. Общее собрание Академии встретило её аплодисментами, 4 декабря ее опубликовала «Правда», но взахлеб аплодировали не все. Сталин из Сочи, где он «отдыхал» (в кавычках потому, что это всего лишь означало облегченный режим работы), 5 декабря по прочтении «Правды» направил свежеиспеченному академику следующую шифровку:

«МОСКВА, ЦК ВКП(б) тов. МОЛОТОВУ

Лично

Я был поражен твоей телеграммой в адрес Вавилова и Бруевича по поводу твоего избрания почетным членом Академии наук. Неужели ты в самом деле переживаешь восторг в связи с избранием в почетные члены? Что значит подпись «Ваш Молотов»? Я не думал, что ты можешь так расчувствоваться в связи с таким второстепенным делом… Мне кажется, что тебе как государственному деятелю высшего типа следовало бы иметь больше заботы о собственном достоинстве. Вероятно, ты будешь недоволен этой телеграммой, но я не могу поступить иначе, так как считаю себя обязанным сказать тебе правду, как я ее понимаю.

Дружков».