– Так и думал, что Фрейзер устроит там какую-нибудь чертовщину, – проворчал он. – Так что случилось, сержант?
Тут вмешалась леди Мэттьюз, сама любезность:
– Да вы присаживайтесь, сержант. Должно быть, страшно устали. Все, что ни делается, к лучшему, уверена в этом. Больше никаких скандалов. С Бэзилом Фонтейном, я хотела сказать.
Губбинс поблагодарил ее и присел на краешек стула с высокой прямой спинкой, сжимая в руках шлем. Фелисити забрала у него этот головной убор и положила на стол. Он и ее тоже поблагодарил, но, похоже, не знал, куда теперь девать руки.
– Итак, что произошло? – нетерпеливо спросил Эмберли.
– Испоганил все дело этот инспектор, вот что.
– Послушайте, сержант, ну что вы все время смотрите на шлем? Никуда он не денется. Итак, что случилось? Давайте по порядку.
Губбинс глубоко вздохнул:
– Ну, мы, сэр, поехали в этот самый особняк, я и инспектор. И еще прихватили с собой двух констеблей. Нас впустил человек по фамилии Бейкер. О котором мы уже были наслышаны.
– Кстати, как его имя, Фрэнк? – вмешалась леди Мэттьюз. – Что-то я не припоминаю.
– Питерсон. Не думаю, что вы когда-нибудь видели его, тетя.
– Представь себе, видела, дорогой. Как-то была в Лондоне и заглянула к тебе на квартиру, когда тебя не оказалось дома. У меня прекрасная память на лица. Извините, что перебила, сержант.
– Ничего страшного, миледи, – заверил ее Губбинс. – Так вот, прибыли мы в этот особняк, и Питерсон проводил нас в библиотеку, где сидели мистер Фонтейн и мистер Кокрейн. Мистер Фонтейн был прямо сам не свой, но, увидев инспектора, и бровью не повел. Нет, кто угодно, только не он. Инспектор показал ему ордер, сказал, что арестует его по обвинению в покушении на убийство мисс Ширли Фонтейн, известной как Браун. Фонтейн передернулся, но все равно держал хвост пистолетом. Ну, тут я подмигнул инспектору – дескать, самое время надеть на него наручники. Но к сожалению, мистер Фрейзер не понял моего намека или сделал вид, что не понял, и, вместо того чтобы надеть на Фонтейна браслеты, а уж потом говорить, принялся объяснять, как все происходило, и что, мол, лично ему удалось раскрыть это дело. Короче, пустозвон он, вот кто. А когда инспектор объявил, что молодая леди спасена, Фонтейн тут же смекнул, что положение его безнадежное. Странное дело, сэр, но как только он услышал об этом, то испустил вздох облегчения. Мне показалось, что Фонтейн даже обрадовался. «Я не хотел, чтоб так получилось, – сказал он. – Просто вынужден был. Прошел через настоящий ад». А потом и говорит: «Чертовски рад, что все наконец закончилось». Прошу прощения, леди, за грубое слово, но он выразился именно так. Ну а потом еще и говорит: «Я пойду с вами, но должен кое-что захватить с собой». И идет к письменному столу. Мне, конечно, не по чину было воспротивиться этому, когда инспектор рядом, но я не сдержался. «Стойте, где стоите! – говорю ему я. – Мы сами достанем нужную вам вещь». А инспектор сразу гаркнул на меня, что не мое это дело и чтоб я не смел его учить, как себя вести. И все это в присутствии двух констеблей! Он, конечно, потом пожалел, что взял их с собой, потому как вскоре, на разборке с начальником полиции, они станут свидетелями, расскажут все, как было… Ну так вот. Подходит, значит, Фонтейн к письменному столу. Да любой дурак мог бы догадаться, что он замыслил! Открывает ящик, и не успели мы и ахнуть, как Фонтейн достает пистолет, приставляет ствол к виску и вышибает себе мозги!
– А Джоан, – вставил Кокрейн, – стояла в это время в дверях.
– Мне страшно жаль, – пробормотал Эмберли.
– Мне тоже, – сказала Ширли. – Знаю, что Джоан Фонтейн здесь совершенно ни при чем. Не хотелось бы, чтоб бедняжка страдала.
– Ну если уж речь зашла о Джоан, – самоуверенно заметил Кокрейн, – не думаю, что она будет так уж страдать. То есть я хотел сказать, Бэзил доводился ей не родным братом, а сводным. И она никогда не скрывала, что не очень-то с ним ладила. Нет, конечно, для нее это шок, жуткое зрелище и все такое, но я увезу ее из этого особняка, и все наладится. – Тут в голову ему пришла новая мысль: – Подождите… Получается, что теперь особняк принадлежит вам, я правильно понимаю?
Ширли неуверенно ответила, что, наверное, так оно и есть.
Мистер Кокрейн сразу повеселел.
– Что ж, это даже к лучшему. Лично я просто не переносил этого проклятого дома! Однако до сих пор так и не понял: за что убили Доусона и Коллинза? Какое они имели ко всему этому отношение? Давайте же, сержант, объясните! Похоже, вы все знаете. Раскройте нам тайну!
Губбинс заметил, что куда лучше это сделает мистер Эмберли. Тот необычайно вежливо попросил сержанта не скромничать.
Полицейский кашлянул и окинул его укоризненным взглядом:
– Я не большой мастер говорить, сэр. Ну и потом, боюсь, два момента так и остались для меня неясными.
– Фрэнк расскажет нам все, – заявила леди Мэттьюз. – Пусть кто-нибудь даст мистеру Кокрейну выпить. И сержанту – тоже. Или вам нельзя, сержант?
Губбинс призадумался. Можно, конечно, сослаться на то, что сейчас он не при исполнении, причем уже с шести вечера.