Зачем?

- Лабораторию уничтожить, химерических тварей уничтожить, уехать подальше от России, никому ничего не рассказывать. Никогда. Слово бессмертие не употреблять ни в каком контексте. Бога не гневить. - Указания Ленина звучали чётко, звонко и конкретно, особенно последнее.

- А вы, батенька, что - в Бога веруете? - вкрадчиво спросил Слон, заподозрив наконец большой подвох или даже провокацию спецслужб.

- А, ладно! Расскажу напоследок. Вы этого не знаете - по молодости, конечно. Так вот. Едем мы с Марией Ильиничной и с моим помощником на детский новогодний праздник в Сокольники. Январь, 1919 год. Почти приехали - и вдруг навстречу моей машине бросается вооружённая банда. Всем, говорят, выйти из машины. У меня похитили браунинг, бумажник и шубу, у сестры и помощника - деньги. Сели в мою машину и уехали. А я остался на снегу в одном пиджаке. Но - живой! А когда их главаря, Кошелькова, летом в перестрелке убили, у него в кармане моё оружие и нашли. Так что недолго ходил по свету бандит Кошельков с браунингом вождя мирового пролетариата в кармане! А вы говорите!

Слон, малосильный как в философии, так и в теологии, не сумел найти доказательства бытия Божия в ленинском описании этого бандитского налёта - и стушевался.

- Так всё-таки, Владимир Ильич, что вы от нас хотите? - устало переспросил Слон, до предела вымотанный всяческой мистикой.

- Науку вашу прекратить, особливо в нынешнем разрезе. Лабораторию стереть в дым. Воспоминания забыть. Иначе я не отвечаю за последствия. Прощайте. - Ленин бросил трубку так резко, что у Слона зазвенело в ухе.

Он сел в своё рабочее кресло, включил компьютер и принялся раскладывать простой пасьянс, не обращая внимания на изумлённые взгляды коллег.

Семья Ужовых вкупе с бабулей и таксистом-майором плавно приземлилась на огороде у Дуни тёмной ночью 9 сентября. Хозяева спали. Шёл проливной дождь, очень приятный, свежий, земной. Новоприбывшие подставляли воде ладони, лица, то плача от восторга, то не веря своим глазам. Радость жизни била фонтаном - так, будто хоть кто-то из собравшихся в этой точке планеты мог умереть. Такое было дивное, сказочное, упоительное чувство - жизнь!

Мария, пролетевшая сотни километров на руках у мужа, всё не могла отнять своих рук - и обнимала, обнимала Ивана Ивановича, и плакала сладчайшими на свете слезами.

Бабуля, аккуратно пересаженная с загривка Ужова на садовую скамейку, тоже прослезилась - и тайком промокнула глаза уголком своего многострадального пледа.

Майор, человек действия, почему-то захотел покурить, чего за ним никогда раньше не водилось. Глядя на целующихся Ужовых, он подумал о своей вдове, целующейся с его звездой героя, и поискал глазами телефонную будку. Потом, сообразив, где находится, сказал тьфу, пропасть - и решил потерпеть до утра.

Вскоре на участке появился Фёдор. Он шёл на работу. Все примолкли. Васька с отцом втихаря наблюдали за остальными зрителями Фёдоровой деятельности, в понимании, что за реакция воспоследует.

Так и вышло. Когда из-под дымящейся Федькиной струи по миру кругами пошли заповедные цветы, герои Красной книги, даже бабуля прыснула, а майор с Марией развеселились так шумно, что в доме проснулась Дуня, выбежала на двор и кинулась к Марии в ноги, заливаясь слезами счастья.

Кто не был знаком, тут же перезнакомился. Все всё друг другу рассказали, женщины помчались накрывать праздничный стол, а мужчины сели на лавку и поговорили о погоде и прочих пустяках - решительно от незнания, что могут в порядке светского трёпа обсуждать утром на огороде бессмертные.

У сферы было весьма беспокойное ядро. Миллионы бывших бессмертных копошились в нём, сетуя на тесноту. Сфера прислушивалась к их шевелению: сначала была приятная щекотка. Но вскоре сфера почувствовала себя упоительно: непрерывный оргазм неистовой силы каждую секунду всё больше насыщал её силой и страстью.

Раньше она хотела только питаться. Теперь она ощутила что-то новое. Нет, ей не хотелось делиться ни надвое, ни натрое - никак. Но обременённость эросом вызывала томительное желание что-то исторгнуть из себя. Она столько взяла внутрь, что это стало проситься наружу.

Сфера всё-таки была очень молода и неграмотна, поэтому она не знала, что всё живое размножается, пока другое живое не ограничит это размножение своим размножением. Баланс. Экосистема. Популяции. Виды.

Всего этого сфера не знала и не хотела знать. Сейчас она ощущала себя венцом творения. Полнота бытия, постоянно подкрепляемая всё новыми эротическими приливами, затуманила её первобытное сознание - или что там у неё было вместо оного.

Гигантская клетка покачивала округлостями своей всё расширяющейся мембраны над Москвой с пригородами, и это ей неописуемо нравилось. И хотелось что-то исторгнуть. И она никак не могла решить - то ли расшириться ещё, то ли исторгнуть это, сладостно щекочущее её в самом ядре.