Комбинезон ее был в каких-то грязных потеках, и, подбежав ближе, я понял, что это рвота.
— Лена, что с тобой?
— Там, — Лена слабо махнула рукой назад, где у кромки прибоя над чем-то дрались птицы. — Там… — и опустилась прямо в воду.
Мы пробежали метров двести, птицы с шумом и криком поднялись в воздух, и мы увидели ее. Она была убита шесть-восемь часов назад. Луч бластера разрезал ее напополам, но умерла она не мгновенно. Поразительная живучесть была в этом теле. Она вряд ли сразу даже почувствовала боль — просто сильный удар. Кровь быстро свернулась в пережженных сосудах. Минуту или две верхняя часть туловища, цепляясь за мокрый песок, ползла по берегу, пока силы не иссякли и не пришла смерть.
Молча опустившись на корточки, Алексей перевернул ее на спину, и мы увидели лицо двадцатилетней девушки. Открытые глаза, сведенный судорогой рот забит песком, русые волосы в беспорядке рассыпались, и накатывавшие волны старались раз за разом достать и расчесать их. Над переносицей алела татуировка в виде третьего глаза.
— Боже мой, — запнулся Алексей.
Я почувствовал, как от запаха паленого мяса у меня в горле застрял комок.
Члены ее успели окоченеть, но разлагаться она еще не начала. Ее, наверное, убили этой ночью, когда мы подлетали к Чарре.
К левому боку девушки на тонкой кожаной перевязи был прикреплен колчан и изящное подобие арбалета.
— Здесь шла настоящая война, — пробормотал Алексей.
«Да, — подумал я, — война. Арбалеты против огненного луча толщиной в канат».
Ни малейшего сомнения о причине столь ужасной смерти у нас не возникло. Такое мог сделать только тяжелый скальный бластер.
В жизни нередко встречаются вещи, о которых лучше не знать. Не знать и не видеть или постараться скорее забыть.
Через полчаса мы добрались до «Тритона». Часть дороги Алексей поддерживал Лену под руку. Лену тошнило, через каждые пять минут она останавливалась, чтоб обмыть лицо прохладной морской водой. Потом ей стало немного легче.
Я заставил себя подняться но песчаному откосу и пошел параллельно берегу по дюнам, проваливаясь в сухом песке. У меня все еще тлела надежда найти хоть какие-то следы ребят. Глупая затея! Мысли все время возвращались к разрезанной девушке, сумасшедшему роботу, аварийному сигналу, поданному «Тритоном». Я волочил ноги и думал о том, что вот мы дойдем до «Тритона», и это будут наши последние минуты на Чарре.
Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. За полтора часа после посадки, не отойдя и двадцати шагов от своего корабля, мы хлебнули достаточно приключений, дабы представить бесперспективность и риск дальнейших поисков. Мне совсем не улыбалось загубить собственную команду. Ну, отклонились от курса, не сообщил на Базу о приземлении — это еще туда-сюда. Уже проехали, все. Но если будут трупы — тут уж я не оправдаюсь никак.
Что еще осталось сделать? Почти ничего: взлететь и вызвать по гиперпространственному каналу Базу с околопланетной орбиты. Гиперсигнал, переданный с поверхности планеты, настолько сильно искажается в ее гравитационном поле, что для связи необходимо достаточное удаление от планеты. Спасательная бригада доберется сюда через три дня. Боюсь, это все, чем мы в состоянии помочь ребятам. Что им самим помешало вызвать Базу, я понять пока не мог, ведь ходовые механизмы «Тритона» были в полной исправности.
Я представил, как в случае поломки «Тритона» мы могли бы оказаться в ловушке, и никто и понятия не имел бы, где нас искать. Сумасшедший робот сломал посадочную опору «С. В.», завалив тысячетонную тушу звездоскафа под таким углом, что о старте нечего было и помышлять. Ремонт? Пожалуйста — две недели, не меньше, в полевых условиях. И то в лучшем случае. А в худшем… Ребятам хватило нескольких дней, чтобы исчезнуть без следа, а тут две недели…
— Васич!
Я оглянулся. Мы проходили мимо подбитого накренившегося «Тролля». Теперь он вовсе не казался каким-то исчадием ада, а, скорее, вызывал жалость. Глаза его потухли. Сколько лет он верой и правдой служил космофлоту, а его за это — в мягкое подбрюшье. Бластером! Эк его угораздило. Один бок его был закопчен, и из отверстия вентиляционной решетки тянуло горелой пластмассой.
— Глянь!
Алексей показывал куда-то назад за дюны.
Расправив над водой огромные перепончатые крылья, две странные птицы спланировали за изгиб песчаной косы в то место, где осталась лежать разрезанная девушка. Больше всего они казались похожими на исполинских летучих мышей, только голова у них была маленькая и совсем… человеческая. За секунду до того как они канули за песчаный склон, одна из птиц глянула в нашу сторону, и на солнце блеснули… три глаза! Трехглазые птицы! Те, о которых рассказывал Грише Чумакову штурман!
— Вернемся? — Алексей вопросительно посмотрел на меня.
Я был сыт Чаррой по горло.
— С какой стати?
Алексей смахнул пот со лба.
— Это те самые трехглазые твари, из-за которых «Тритон» оказался здесь.
— А она? — я кивнул на Лену.