— Я тихо, вам не помешаю. — Пока Ника возилась на полках, Костя заглянул туда, куда до этого смотрела она, на чехарду бесконечных записей, печатных и от руки, на выписки, пометки, закладки, стикеры, прилепленные к рамке монитора. Хаос и бардак из знаний и трудов. Открытый файл имел длинное название. Пока женщина шуршала за его спиной, он прошептал вслух: — патриархальная система нравственности в условиях деморализованного общества… ну надо же, какая любопытная работа! Чья это?
— Моя, — обернулась Ника и призналась, когда вытянула, наконец, нужное, опознав корешок. Брови Кости приподнялись. — Я пишу докторскую, как видите… пытаюсь писать.
— Извините, что мешаюсь тут. Но ведь, каждый хочет делать своё дело, правда? Вам важно это, а мне — это, — перенял он у неё протянутый листок с вопросами и вариантами ответов и помахал им. — Вы пишете о современности?
— Да, конечно, — Ника села обратно, уже не кидаясь к возобновлению работы, а ожидая, когда беседа подойдет к логическому завершению.
— Вы считаете наше общество деморализованным?
— А вы нет? — поддев, улыбнулась преподавательница.
— Не исключаю подобного, но с чем сравнивать? Я раньше не жил и, возможно, оно таким было всегда.
— Это демагогия, — одернула она, сегодня явно будучи не в настроении и, похоже, из-за того, что ей не давали тишины, покоя и одиночества, — понятие морали безвременно, это константа. При её отсутствии наступает разложение. Вот и всё. Было ли таким общество в прошлом имеет значение при одном условии: бывало ли оно другим? По каким причинам стало иным и бывали ли прецеденты по улучшению обстановки.
— А что за патриархальная система нравственности? Я не встречался с таким понятием, — законно любопытствовал Костя, давя на то, что Нике должен быть приятен интерес к её интересу. И она, в самом деле, чуть-чуть оттаяла.
— Это моя формулировка. Я пишу о том, что мировоззрение мужчин, их понимание нравственности дуально, эгоистично и губительным образом влияет на социум. Деморализует его, особенно женскую часть.
— А вы знаете, что побеждающую армию невозможно деморализовать? — ехидно расплылся Костя. Глаза Ники вспыхнули, зажегшись небольшим открытием или пойманной идеей. — Если противник деморализуется, значит, он так и так проигрывает. Если бы женщины были строже и неприступнее, то о какой подвергающейся воздействию нравственности бы мы говорили?
— Строже и неприступнее они бы были, если бы мужчины вели себя, как мужчины, имели собственный стержень, ценили нравственность и за собой бы следили, как подобает… Я уж не говорю, чтобы подавали пример…
— А я подаю, — расплылся Костя, — вот лично я строг и неприступен, и терпеть не могу дешевых девушек.
— Ну, один вы погоды в мире не делаете, — расслабилась немного Вероника, слегка выговорившись. Но надо бы и делом заняться… — К тому же, вы молоды и неопытны, неизвестно, что вы скажете через несколько лет. У меня есть много знакомых мужчин, которые заявляли своим идеалом одно, а женились на совершенно других дамах. Искали блондинок — находили брюнеток, мечтали о верной — обожествляли гулящих, страдали по тихой семейной жизни, а оказываясь в браке начинали гулять напропалую. Мужчины понятия не имеют, чего хотят. А приписывают это, прошу прощения, свинство, женщинам. Вот вам и патриархальная нравственность. Она навязчивая, несправедливая и вездесущая.
— И, конечно же, вы напишите, что мы козлы и обманщики, — ещё даже не взглянул на вопросы Костя, положив листок под локти. Ника пока не спешила ему напоминать о причине его появления здесь.
— Это непрофессионально. Я напишу, что вы девианты с эдиповым комплексом, маргиналы и подвал под пирамидой Маслоу[5], — они улыбнулись друг другу, и парень сделал это изящно, как будто бы дерзко, но умиляясь. Что-то вечно каверзное было в его повадках, словно Люцифер, упав с небес от гордыни, одумался и теперь старался заслужить прощение и пропуск обратно, но задержаться на земле для шалостей тоже хотелось.
— Тогда будьте честны, напишите, что женщины — истерички, с параноидальным пограничным синдромом между нимфоманией и фригидностью, демаркированными до уровня среднестатистической домохозяйки, мечтающей даже не о еде, воде и размножении, а айфоне, шмотках и езде на дорогих тачках. И кто после этого подвал пирамиды Маслоу? Шерше ля фам! — поставил шах Нике Костя.
— Вы слишком привыкли этой фразой снимать ответственность со своих плеч, — спрятала короля за спины менее значимых фигур женщина, — кстати, безответственность мужская тоже не знает границ…
— Почему вы решили писать докторскую именно на эту тему? — досуже воззрился на гуру социологии парень.
— А почему бы нет? — Ника пожала плечами, не отводя глаз и не боясь наводящих вопросов с тех пор, как переспала со вторым любовником в своей жизни. Он спросил, сколько у неё до него было мужчин и она, цокнув языком, сказала, что мужчин у неё ещё не было. С тех пор так ни одного и не возникло, а любовников сменилось не меньше десятка.
— Просто так ведь ничего не бывает… Это вас очень характеризует, — подытожил Костя.