Зачётный профессор

— Я думаю, — начал преподаватель после длительной паузы, — что ты наверняка уже разобралась с тем, что именно тебе нравится в их поведении? Ты можешь сказать, чем конкретно они тебе приятнее положительных?

— Непредсказуемостью, — выпалила Ника сразу и притормозила, чтобы добавить что-нибудь ещё, — я не знаю, о чем они думают, и это интересно. Я знаю, что они умеют рисковать, поступать резко и жестоко, а это требует храбрости. Я вижу их более мужественными. В конце концов, они умеют вести себя с женщинами, пусть это и обман… но ведь простые парни никогда не схватят за плечо, прижав к стенке и не наговорят сотню безумств, от которых снесет голову, не швырнут в… — Ника осеклась, подняв глаза и зардевшись, — простите.

— Ты описала страстного мужчину, а не злодея. Неужели ты считаешь, что добру не присуща страсть?

— Я с подобным не сталкивалась. Хорошие мужчины заботливы, и они побоятся оставить на тебе лишний синяк и сдувают пылинки, а от этого хочется зевать…

— Тебе не нравится, когда о тебе заботятся?

— Нравится! То есть… я же говорю, я понимаю, что это правильно и так и должно быть. Умом. Но мои чувства живут отдельно от меня. Они просыпаются, только когда эти нежности пропадают в небытие, когда становится опасно, тревожно, когда хватаешься за голову и мучишься догадками, любит или не любит тебя человек?

— Обычная ситуация чересчур благополучного детства, — выдохнул профессор, — чем больше мы наедаемся сладкого детьми, тем сильнее любим соленое и острое, когда вырастаем. Я прав? Тебя баловали родители?

— Не то чтобы баловали, — Ника вынужденно согласилась, — я младшая из трех детей, в семье у нас все друг друга любили, никто никогда не кричал, ругались редко, не били и ремня не давали подавно. Наша семья самая обычная, но, вы правы, очень нежная и крепкая.

— Нужно ли говорить, чего не хватает твоему организму? Он полон заботы и ласки, и, конечно, для гармоничности не хватает их противоположностей.

— Разве может не хватать чего-то вредного и плохого?

— А как же? В малых дозах в человеке присутствуют даже яды. А как становятся наркозависимыми? Попробовал один раз — и всё, тянет. — Женщина покачала головой.

— Но мне нравились засранцы ещё до того, как я попробовала хоть одного. Что это? Генетика? Предрасположенность? Нет, моя мать счастлива с отцом, а он прекраснейший человек. И она сама очень хорошая. Не в пример мне, первой заразе университета, которую ненавидит большинство студентов.

— Ты добровольно выбрала свой путь и ведешь себя так, ты же знаешь, — прочитал её профессор, — в душе ты отзывчивая и добрая девушка…

— Я уже давно не девушка, не льстите мне, — отмахнулась наигранно-кокетливо Вероника, — да, противоположности притягиваются, и чтобы не притягивать ничего мерзкого, я предпочитала стать мерзкой. Думала, тогда полюблю хороших, но, видимо, внутри меня, в глубине, ничего не изменилось. Всё это наносное. Может, я мазохистка?

— Ты так издеваешься над ребятами на экзаменах, что никогда не поверю. Скорее садистка.

— Нет, а что? — женщина откинулась на спинку, скрестив руки на груди, — сначала доминируя я, а потом хочу, чтобы доминировали надо мной. Сколько начальников и влиятельных людей дома оказываются тряпками и, вообще, с сексуальными девиациями? Я прихожу к мысли, что у меня патология. И её нужно как-то подлечить.

— Вот видишь, если ты не испытываешь удовольствия от своих мучений, то ты не мазохистка. Они-то упиваются тем, как им плохо и ни за что не откажутся от новой порции унижений и страданий.

— Тогда что же? Мне просто не давали ремня в детстве, и это искорежило моё взросление и формирование психики?

— Для того чтобы жить, нужно чувствовать, — старик взял её тонкую руку своей сухой и твердой ладонью, — как женщина очень высокого интеллекта, ты не можешь довольствоваться малым, не можешь не иметь чувств, не можешь не понимать их великого значения. И чувствовать нужно разное, не только радость, но и горе, не только смех, но и слезы. Но, скажи, как много ты чувствуешь в своей жизни?

— Я влюбилась однажды… ещё в университете… это принесло мне слишком много боли, и с тех пор я стараюсь не попадаться на удочку.

— Ничего не скажешь! Один кратковременный раз за тридцать пять лет — этого достаточно! — посмеялся беззлобно старик, и Ника повесила нос. Да, этого мало, но где ему понять то, что она испытала тогда?

— Дело ведь не в том, что я не хочу любить, а в том, что я не хочу любить тех, в кого могу влюбиться и, тем более, не хочу любить безответно.

— Чтобы научиться побеждать, нужно уметь и проигрывать! — стукнул указательным пальцем по столу старик и несколько раз потыкал им на месте. — Ты что, боишься любить бескорыстно? Тебе нужно заранее знать, что что-то получишь взамен? Капиталистка! Ошиблась однажды и решила, что судьба к тебе слишком сурова, спряталась? Проигранная битва — это не проигранная война! Ты ничему не научилась, если уходишь от брошенных вызовов, вместо того, чтобы отвечать на них.

— Да я же не против! Лишь бы достойный был кандидат…

— Так сделай его достойным.

— Это невозможно, если сам он не хочет…