— Я все больше думаю, — сказал Сергей, — что базироваться на партизан мне нельзя. Деревня — все на виду. А Краузе не дурак, своих людей наверняка там держит, помимо гарнизона. Появлюсь в деревне — и привет. А в лесу сидя, ничего не сделаешь, работать надо вблизи самой школы. Если не в самой.
— Что ты мне долбишь, что черное — это черное? — вяло сказал Хазин, растирая ладонью лицо — он не спал вторые сутки.
Они сидели в зашторенной полутемной комнате. Ветер шевелил тяжелую занавеску. Весь пол у окна был покрыт битым стеклом.
— Если придумал что, — сказал Хазин, — то не тяни.
— Придумал. Я там появлюсь как глухонемой, скажем. Юродивый. В общем, придурок.
— Придурок… — вздохнул Хазин, — ну и что ты сможешь делать? Ходить да мычать? Чуть что умное сделаешь, тут тебе и… Как ты местных будешь привлекать? Ни с кем же не поговорить, не встретиться. Как без рук.
— Руки я себе нашел. Буду ходить с мальчиком. Племяш он мой, допустим. Я-то беспомощный, он за меня все делает, и подозрений это не вызывает.
— Слишком эффектно. Это же все-таки Краузе! Такой спектакль у него под носом. Нет, выпукло слишком.
— Да почему?! Вы что, в деревнях не бывали? Там чуть не в каждой свой дурачок.
— Это же как сыграть надо! Хотя… — Хазин оживился, — бороденка у тебя растет плохо, реденькая, клочками. Сено в волосах, в глазах пусто… А парнишка вокруг шустрит, милостыня там, разговоры слушает, с кем надо сам поговорит… Да, ничего. Но где такого парня взять? Проболтается, не сыграет…
— Парень есть.
— Способный?
— Более чем. Круглый сирота к тому же. Подготовлю за две недели.
— Стоп, стоп! Не увлекайся. — Хазин встал, потянулся и зашагал по комнате, хрустя подошвами на битом стекле. — Давай-ка все заново взвесим.
Подготовкой мальчика занимался не один Сергей — несколько инструкторов обучали его профессии разведчика. Он изучал по картинкам форму и знаки отличия родов войск немецкой армии. Любимым предметом было у Лешки изучение оружия, в основном немецкого. Разбирая и собирая парабеллумы, автоматы, карабины, он так наловчился, что, например, пистолет «вальтер» собирал с закрытыми глазами. Эти пистолеты он полюбил за изящество и удобство. Он спросил Сергея, дадут ли ему пистолет в личное пользование. Сергей понимал, что Лешка, как всякий мальчишка, увлечен игрой в оружие. Все эти занятия да и туманное, совершенно пока неясное для Лешки будущее задание тоже были игрой. Игра помогала обучению, и Сергей не хотел обрывать ее раньше времени. Он объяснил, что работа разведчика заключается не в том, чтобы убивать врагов, это делают солдаты на фронте и партизаны, а в том, чтобы узнавать о враге важные сведения, которые помогают победить в войне. И что если дело дошло до стрельбы, то это, вероятней всего, провал. Лешка поскучнел, и Сергей добавил, что разведчикам все-таки приходится пользоваться оружием и стрелять надо уметь отлично, но носить пистолеты с собой им не придется, при случайном обыске это может все погубить.
Стрелял Лешка плохо. Прилично получалось только из винтовки, да и то с упора. Сергей заметил, что стрелять из автомата с рук Лешка даже побаивается. Когда тяжелый немецкий автомат начинал грохоча трястись у него в руках, Лешка смотрел уже не на мишень, а на автомат — старался совладать с ним и вернуть в прежнее положение. Сергей надеялся, что дело наладится, когда мальчишка физически окрепнет, он был еще слаб.
Да и не диверсанта же он из него готовит, не бойца. Куда ему с такими ручонками! Сообразительность, способность не теряться, ну и, конечно, высокая сознательность — вот что в нем самое ценное. Все это так, но, если они попадут в переплет, драться придется одному. Может, попробовать найти другого? Времени мало, но еще несколько дней есть.
Сейчас он смотрел на мальчика, старательно закрывавшего глаза, но, конечно, не спящего. Худое плечо торчит из-под одеяла, бледная щека. Длинные ресницы. Он только что заметил, какие у Лешки длинные ресницы…
Да нет — спит. Сморило.
Нет, не будет он никого больше искать. Он привязался к этому молчаливому мальчугану с большими взрослыми глазами. Да и Лешка к нему… Они сроднились за эти дни. А это стоит многого.