Задание на дом, или Реферат о Фёдоре Коне

— Да вроде не попадалось, поэма есть у Дмитрия Кедрина, точно. Кажется, бабушка одно время собирала какой- то материал. Если я не путаю.

— Хорошо было бы.

— Ну, дерзай, чадо. Только водицы, водицы тяте принеси. Посмотри, там и хлеб у нас закончился.

— Есть еще немного.

Нюшка обычно прыгала по ступенькам серым зайцем. Жили на шестом, она лифтом не пользовалась, терпеть не могла эту тесную кабинку. Да еще эти страшилки про маньяков. В любом незнакомце маньяка видела легко. Стоило кому — то войти в подъезд следом — сердце в пятки. Ну, а в лифт с незнакомцем войти? Однажды мчалась на свой шестой этаж — пятки сверкали. Только потому, что в лифт не рискнула. Потом оказалось, что это сосед с восьмого. Но бережёного Бог бережёт — так бабушка всегда говорит. Сегодня решила съехать — все быстрее будет. Вниз ухнула вместе с лифтом, привычно прочитала все выцарапанные надписи. То, что Федька — дурак, она знала не первый год. Новость старая. А вот и её, про Егора. Тут, на серой стене царапала ключом от квартиры:

А + Е = любовь

Из подъезда вышла не спеша, задерживая дыхание — вдруг Егор со своим мотоциклом возится. Нет, уехал.

А Федька тут как тут:

— Нюшка — кадушка!

— Какая я тебе кадушка? Ты кадушку видел когда-нибудь?

— Ну, тогда подушка или игрушка.

— Дурак, набитый компьютерными стрелялками!

— А сама чем набита? Барби Петровна.

— Остынь! Не парься. Тебе же мыслить больно. Я с Барби уже сто лет не играю.

— Куда ж ты их? У тебя ж в комнате целый Барбиград.

— Там же, где и твои роботы и Черепашки Ниндзя.

— В зоопарке? Я своих в зоопарк определил. За дополнительную плату.

— Кормят хоть?

— А как же! Они нормальные. Не дистрофики, как твои. Пластиковые мумии в париках. Ты ночью от них не кошмаришь?

— Федька, я от тебя кошмарю. Изыди! Кстати, имя у тебя оказывается, классное! Может, из тебя человек все-таки получится.

— А что имя? Имя как имя!

— А то! Историю города знать надо, — щёлкнула Федьку по лбу. — Я реферат пишу, про Фёдора Коня. Про Фё-до-ра! А тут ты, Фёдор, проходу не даешь! Правда, ты не Конь, так, жеребёнок несмышлёный — последнюю фразу кричала, убегая.

Огорошенный таким поворотом Федька прошептал растерянно:

— Сама ты жеребёнок. — А потом, видно, понял несуразность новой обзывалки и прокричал без прежнего энтузиазма:

— Нюшка — безделушка!

Но Нюшка уже не слышала, она мчалась к магазину.

Магазин за углом. Сто тридцать семь шагов по дорожке. Зашла за угол, перевела дух, пошла супермоделью — ступня в ступню. Только лучей прожектора не хватает. Супермодель пока сказано с большой натяжкой. Ей всего двенадцать, но красота ее вот-вот проявится: брызнет из удивленных серых глаз, разольется по хрупким плечикам, прокатится по длинной косе к маленьким ступням, весело бегущим по асфальту родного города. Рядом голубь, смотрит черным глазом-бусинкой, булки хочет. Нюшка никогда мимо не пройдет, если с батоном, всегда ему бросает. А может и не ему. Поди, их узнай, городских голубей.

Жаль, Егор уехал, а так хотелось увидеть его. Почему в жизни все наоборот? Федьку, его брата, век бы не видать, а он тут как тут! Вечно обзывается кадушкой. Какая я кадушка? И что такое кадушка? Надо в Интернете посмотреть.

Двери магазина разъехались перед ней. Она важно прошествовала внутрь. Полки с минеральной водой рядом, не надо бродить по лабиринтам в поисках. Взяла бутылку папиной любимой и пошла в кассу. Опля! А деньги то забыла. Вот, голова садовая! Дубина стоеросовая! Маша — растеряша! Вернулась, поставила бутылку на место, пошла к выходу. С Нюшкой так часто случается. Задумается, замечтается — и забудет обо всем на свете! Папа тоже хорош! Воды ему принеси! Коромысло на плечи и к роднику. А родники то! Родники! Они теперь в супермаркетах. И деньги дочери дать не мешало бы.

Болдино, 1590 г.

— Нюшка! А, Нюш? Прибежала? Как там Терентий?

— Кланяться тебе велел, хворает. Кашель привязался. Киселька овсяного поднести?

— Молитовку, внученька, молитовку почитаю. Помоги присесть.

— А ты, лежа, бабушка, лежа шепчи. Тяжело тебе, болезная.

— Нет, лежа не гоже пред Богом. Еще не совсем я плоха.

Нюша подсунула под бабушкину худенькую спину вытертый овечий зипун[47].

— Что за день сегодня у меня? Одни хворые вокруг. Терентия на лавке кашель бьет. Ты тут умирать собралась, дел других как будто нет.

— А какой день сегодня?

— Осьмой. Липень [48] 1590 года от рождества Христова.

— Ой, батюшки, зажилась то как — промолвила тоненьким голосочком нараспев.

— Не чуди! Не смеши меня с утра. Сама ругаешь, если без ума смеюсь. Да и что ты, бабуля! Не гневи Бога. Мне без тебя никак. Посиди пока, а я опару[49] посмотрю.

— При месяце ставила?

— При месяце!

— Слова не забыла?

— Не забыла. Да ведь грешно это — твои заклинания.

— Не грешно! Не грешно! Еще моя бабушка так ставила. И ее бабушка так ставила.

— Чай, тоже грешили, Перуном[50] клялись.

— Поминали Перуна, а как же? Только это так, по привычке. А ты с молитвой, если сумнения одолевают. Тятя то где?

— Тятя купель мастерит, в монастырь.

— Чаво?