Задание

Он покрепче уцепился за «дворник» и свободной рукой достал из-под мышки пистолет. Гундосый и ухом не повел — мчался, имея на уме что-то свое. Леденцов рукояткой ударил по стеклу, которое почему-то крошилось. Потом еще раз и еще — пока не пробил дыру, способную пропустить руку.

Теперь он увидел влажный лоб не через стекло. Гундосый лег на руль, и до этого лба можно было дотянуться. Встречный грузовик осветил его таким сильным светом, что Леденцов на миг разглядел перепутаницу прилипших волосинок, похожих на множество трещин.

Оставалось только выстрелить. Никто бы его за это не осудил: рецидивист, совершил новые преступления, покушался на жизнь работников милиции… Стрелять в человека, в лицо, с полуметрового расстояния? Который не оказывает сопротивления? Пусть и Гундосый… Так стрелять Леденцов не мог. Да и Петельников слово давал.

Лейтенант спрятал пистолет. Укрепившись, он быстро сунул руку в дыру, коротко взмахнул и ударил его ребром ладони куда-то за ухо. Гундосый упал на руль. «Москвич» вильнул… Касательный удар встречного МАЗа по багажнику Леденцов видел и, не сумев удержаться за «дворник», сполз с капота и куда-то покатился. Перекувырнувшись раз пять, Леденцов ощутил себя в кустах на прелых листьях. Он встал на четвереньки, поболтал головой, пробуя ее целость, и огляделся…

Под высоковольтной опорой, уткнувшись в нее расплющенным носом и привстав на задние колеса, точно он намеревался карабкаться вверх, пылал «Москвич».

33

Ирка возлежала на тахте и листала журналы всех стран, завалившие ее ноги цветным покрывалом. Грэг весь вечер не отходил от стеллажа с пластинками, тянул их из ячеек с величайшей осторожностью, читал названия, жмурился и тряс лохмами. Бледный копался в книгах по криминалистике, отыскивал там фотографии обезображенных трупов, показывал Ирке, которая вскрикивала и закрывала лицо журналом.

Далекое застенное радио пропищало десять часов.

— Может, они и ночевать не явятся? — предположил Грэг.

— Я буду ждать, — упрямо сказала Ирка, видимо, уже за этот вечер не в первый раз.

Ее слова были услышаны: мягко, как у холодильника, захлопнулась входная дверь. Ребята высыпали в переднюю…

Петельников и Леденцов устало снимали осенние куртки.

— Боря, что с тобой? — встревожилась Ирка.

— А что со мной? — переспросил он, подходя к зеркалу.

Костюм вычищен. На лице ни ссадинки, ни синячка. Они, ссадины и синяки, на теле под рубашкой; все подсчитаны врачом, промыты и смазаны. Одна рваная рана на боку даже забинтована. И завтра велено прийти на рентген и кое-что просветить. Но Ирка не рентген, ей опухолей и гематом под одеждой ни видно. Правда, забинтовано два пальца, порезанных ветровым стеклом…

— Со мной ничего, — решил Леденцов.

— У тебя темное лицо.

— Наверное, он сегодня не умывался, — предположил капитан.

— Это не грязь, — сказала Ирка.

— Это загар, — определил Леденцов.

Они перешли в комнату. Поискав взглядом четвертого, Петельников удивился:

— Ваши ряды поредели.

— Шиндорга смылся, — неохотно выдавил Бледный.

— Почему? — спросил Леденцов.

— Обозвал меня урлой, — объяснила Ирка, — а Бледный его по губам.

Картину она упростила. Сперва Шиндорга обозвал капитана с Леденцовым мильтонами, за что Ирка треснула его толстым томом «Современного японского детектива». Шиндорга хлестнул ее журнальчиком и обозвал урлой. Тогда и вмешался Бледный.

— По губам нельзя, — строго заметил Леденцов, глянув на губы Иркины.

— А что такое урла? — заинтересовался Петельников.

Ирка пожала плечами. Оперативники стояли посреди комнаты, будто не знали, на чем они тут остановились и что делать дальше.

У Петельникова лежала на столе вечерняя работа — упитанная папка с материалами о гражданине Грешило, показывающем за десять рублей всем желающим космическую ракету, на которой он прилетел к нам из другой цивилизации… В сушилке лежал ворох белья, который надлежало сегодня выгладить… Прочесть ворох газет и журналов… Хотелось принять горячую ванну… Хотелось сбросить ту опустошавшую усталость, которая случалась редко, а вот сегодня будто отжала его досуха выстрелами, бачками, детским криком… В конце концов, хотелось кофе.

Леденцову уже ничего не хотелось. Оперативные дела, шатровые ребята, женитьба, мамины слезы — все куда-то отошло, заслоненное небывалой сонливостью. Он предположил, что во время падения с машины и кувырков в кювет задел в голове какой-то центр, ведающий сном. И он бы уснул, не ной все тело, не боли порезы и ушибы.

— Вы не сыщики, — угрюмо сказал Бледный, которому Ирка после явления кителя вынуждена была все рассказать.

— Мы оперуполномоченные уголовного розыска, это и есть сыщики, — объяснил Петельников.

— И Желток опер? — усмехнулся Бледный.

— А откуда такое пренебрежение? С чего бы? — тихо спросил капитан.

Эдуард Бледных оглядел рыжего и неказистого паренька, которого он бил, учил жить, надевал ему на голову мешок и у которого сейчас слипались глаза. Но Леденцова заслонил капитан, подступивший к Бледному так близко, что тот слегка отпрянул.