Задержка (СИ)

— Я скучал. — произнёс он тихо, невесомо целуя девушку в макушку. И он не лгал ни на мгновение, ведь, только произнеся это вслух, осознал, насколько точно это является правдой. Костя скучал по её обворожительному смеху, по её улыбке, по искрам в серо-голубых глазах, даже если они выражали злость их обладательницы, по мягкости её пушистых волос, по едва ощутимому её собственному аромату, по шёлку кожи, по теплу её тела, которое хотелось прижать к себе, спрятать, словно сокровище, внутри себя и никогда не отпускать. Да он даже скучал по её шуткам, подколам и ядовитым замечаниям, по её ревностным взглядам и оглушительно резким поворотам, когда она не желала продолжать разговор. Ему так её не хватало, и если это не любовь, то он не знал, какой магией пользуется эта рыжеволосая ведьма, способная лишь одним поцелуем перечеркнуть пять лет его жизни без своего присутствия.

— Я тоже, — тихо прошептала Соколова, прижимаясь к нему ещё сильнее, казалось, желая спрятаться в этой крепости из его сильной и надёжной мужской груди, слыша, как его сердце оглушительно стучит в клетке из рёбер. Впрочем, её тоже ничуть не отставало, с чудовищной скоростью разгоняя по кровеносным сосудам жизненно необходимую субстанцию. Вот только Юле казалось, что оно гонит по венам и артериям совсем не кровь, а какую-то иную химическую смесь, полную нежности, грусти, сожаления и любви к этому мужчине. Она не видит его улыбки, так по-особенному преображающее лицо оперативника, но чувствует её где-то на совсем глубоком уровне.

Лисицын мягко поглаживает женщину по спине, и вновь привлекает её внимание, осторожно убирая упавшие намокшие пряди с её лица.

— Замёрзла? — спрашивает он, видя мурашки на коже рук, и заглядывает в глаза, ведь дождь, на который они не обращали никакого внимания, всё ещё моросил, никак не желая успокоиться. Он готов был спокойно перетерпеть его, но если Юля заболеет после таких прогулок, ей придётся брать больничный, или, что ещё хуже, переносить болезнь «на ногах», а ему оправдывать перед Галиной Николаевной. Хотя, тогда у неё не будет сил сопротивляться, и она позволит ему поухаживать за собой, и он сможет как куколку укатать её в одеяло и никуда не отпускать, принося с кухни чашки тёплого чая с малиновым вареньем. Конечно, ему хотелось пофантазировать, о том, как они могут жить вместе, но Константин Львович совсем не желал товарищу майору подхватить ОРВИ от переохлаждения. Юля, конечно, самоотверженно отрицательно качает головой, но они оба знают, что у них уровень скрытности и терпения максимально высокий.

— Пойдём, — произносит он, быстро чмокнув девушку в губы, едва преодолев соблазн, чтобы не поцеловать её вновь, и, приобняв Соколову за талию, уводит подальше от набережной, где и так гуляют беззаботные петербуржские ветра.

***

Юля стоит на ступенях какого-то полуподвального помещения, обвив себя руками, дабы сохранить побольше тепла, не пытаясь скрыть с лица совершенно глупую счастливую улыбку, раз за разом прочитывая надпись над оградой. «Поцелуев мост». Она никогда и не задумывалась, что её желания, озвученные когда-то очень давно, могут так внезапно исполниться.

Но она знала, что дело не в мосту, и даже не в городе. Дело в них самих, и пусть будущее пугало её, так как было покрыто туманом, полное неясностей и запутанных чувств, а главное, решений, которые им обоим предстоит принять.

Сейчас хотелось отринуть все другие ощущения, ведь внутри неё будто крошечный котёнок, свернулось в комок необъяснимо тёплое и живое чувство, которое почти заполнило всю душевную пустоту. Ей ещё не было так хорошо, за последние несколько лет, которые стали едва ли не переломными, в буквальном смысле, в её жизни.

Вынужденный переход в другое отделение, подготовка в рядах специалистов ГРУ, после которой она во многом понимает Майского, долгая и мучительная «командировка», которая оставила новые шрамы на теле и, самое главное, на душе, и о которой она вряд ли кому-то когда-нибудь решиться рассказать, и вовсе не из-за страха обвинения в распространении засекреченной информации, «лишние» эмоции, мешающие в работе, которые она упрятала в надёжный ящик, который больше походил на сейф. Да, всё это было её теперешним опытом, который долгими ночными кошмарами разъедал её душу, оставляя огромные дыры, которые сейчас, как по мановению волшебной палочки, затягивались невидимыми заплатами, стягивая края душевных ран пока ещё не крепкими, но уже надёжными нитками. Удивительно, но ей стало легче, хотя груз всё ещё принадлежал только ей. И даже тот факт, что на данный момент Кости не было физически рядом, был нисколько не обидным, а женщина не могла выкинуть его образ из своего сознания.