Задиры

— Не слушай ты его. Он и над умирающей матерью надсмехаться станет.

— Ну а ты, как ты думаешь, получится у меня?

— А твоя левая? — ответил я, смеясь.

— Хочешь проверить? Точно знаю, что уложу тебя. Я два месяца на тренировке одной только левой работал. Учился перед зеркалом стилю Шугара. Левый у меня резче правого. Давай покажу.

— Все может быть…

— Слушай, Марио, только серьезно, по правде. Ты-то веришь, что у меня получится?

— Господи, конечно, получится, — ответил я, на его расспросы. — Выиграешь и перейдешь в профессионалы. Руку даю на отсечение. Только боюсь, ты потом в вошь превратишься, буржуем станешь, вот что.

— Марио, Марио ты мой, да ты шутишь? Это боксер-то? Ни за что! Посмотри на Рея Шугара Робинсона, он всем королям король. Он деньги в окно выбрасывает. Ему нужна только победа, и все тут! А потом идет гулять со своей крашеной негритянкой из Гарлема, с друзьями неграми. Никакая он не вошь, не буржуй!

Улыбаясь, он вернулся на свое место, а потом стал петь и паясничать, пока из глубины цеха его не окликнул Васко, поинтересовавшийся, хватит ли ему двух часов штрафа, чтобы успокоиться.

Однажды Панкани проиграл очередной бой, правда, только по очкам, но какому-то студенту, к тому же зеленому новичку. Это было первым разочарованием. Но в литейном все сочувствовали — у каждого, мол, бывает свой черный день. Панкани важно было выиграть другой бой, с третьим призером через месяц в зале «Аполло». Это действительно была решающая для него встреча. Почти такой же она была и для нас.

Готовился он серьезно, с какой-то одержимостью. Все свое свободное время проводил в тренировках, а по утрам я часто встречал его бегущим по направлению к заводу. Едва заметив меня, он ускорял бег и, пристроившись за моим велосипедом, предлагал поднажать.

— Ну, попробуй еще, старина! Ведь не сказать, что я уже десять километров пробежал. Видал, какое дыхание? Я с такой скоростью еще сколько угодно могу отмахать, не то что какие-то три раунда у любителей.

На заводе, в обеденный перерыв, он медленно пережевывал кусок жареного мяса или яичницу, захваченные с собой из дома, потому что от супа, который нам приносили из столовой, он бы набрал лишний вес. Вокруг него всегда собирался кружок болельщиков, рассуждавших о прямом по корпусу, боковом, апперкоте или о манере боя Джека Лa Мотта и Шугара Робинсона. Они говорили, что Панкани боксировал в манере Митри, только агрессивней, решительней и быстрее, хотя и не так технично, но техника-то приходит с опытом, международными встречами и с хорошим тренером. Разве можно выработать индивидуальный стиль с таким тренером-клячей, как Пессони? Панкани соглашался, важно нахмурив брови. А потом, перед тем как вернуться в цех, давал короткий показательный бой с кем-нибудь из парней, соглашавшихся выступить в роли груши.

С приближением дня матча росло и наше беспокойство за Панкани. Все ребята переживали даже, когда он чихал, сильно потел или занимался работой, от которой могут отвердеть мышцы. Мы и с бригадиром договорились, что после боя нагоним упущенное, — ведь производительность формовочной машины резко понизилась. Панкани быстро привык к нашему вниманию и у машины появлялся ненадолго, а то и вовсе не работал. Говорил, что духота и вонь в цехе не дают ему дышать, часами торчал в уборной с куском газеты в руках.

Наверное, тогда он слишком много стал позволять себе, но виноваты, конечно, мы, коль у мальчишки вскружилась голова. Для нас это была игра, а он верил в нее всерьез.

Матч, к счастью, пришелся на субботу, день зарплаты, поэтому наших ребят в «Аполло» собралось очень много. Мы заказали сразу целый сектор сидячих мест в первом ряду. Чистое разорение: по три тысячи лир с носа. Было жарко. Мы купили пива, орехов, потом опять пива. Все были возбуждены и веселы, уверенные в нашем товарище. Бове вызывал всех на пари и предлагал ставить три против одного любому, кто сомневался в победе Панкани. Нас быстро заметили, поняли, что мы скорее не любители бокса, а просто друзья Панкани, его товарищи по работе, рабочие с «X». Кто-то рискнул поострить в наш адрес в том смысле, что если нас зовут ударниками или сталинградцами, то, конечно, оттого, что мы красные, но только как раки, — ну, прямое оскорбление. Слыхавши от Панкани, что в боксерских залах часто торчат всякие плюгавенькие фашистики, мы поэтому сразу же дали всем ясно понять: если уж кому захотелось поиздеваться над нами или спокойно поговорить о политике, то место для этого выбрано неподходящее. Ну а мы готовы встретиться с такими и один на один на улице, боксеры они или нет.

Первые два боя нас особенно не интересовали. Они нужны были для того, чтобы подогреть атмосферу в зале. А когда настала очередь Панкани и он направился к рингу, красиво пролез между канатами и пошел вдоль них, приветствуя зрителей поднятыми вверх руками, мы, стоя, неожиданно устроили ему овацию, достойную и чемпиона мира. И такой у нас был порыв, что сперва верхний ярус, а потом и весь зал принялся ритмично аплодировать и скандировать имя Панкани.