Загадай любовь

Золотко кивнул, а потом быстро взглянул на меня. Конечно, это заметили и все остальные. Я только ниже нагнула голову. Теперь я не могла представить, как мы вместе отправимся в этот дурацкий лыжный поход.

Со звонком все повскакивали со своих мест и принялись собирать вещи. Вова Галушка подошел ко мне и молча положил на нашу парту пенал, который я в него запустила. Видимо, понял, что переборщил. Антон Владимирович быстрым шагом одним из первых вышел из класса. Я скидывала учебник и тетради в сумку, а сама не сводила взгляда с Тимура. Он тоже собирал вещи и по-прежнему не смотрел на меня. Когда он поднял голову и наши взгляды встретились, мое сердце учащенно забилось. Я только тяжело вздохнула. Но тут к Макееву подошла эта прилипала Маша Сабирзянова и что-то ему шепнула на ухо. Привстав на носочки, чтобы дотянуться до высокого Тимура, едва не коснувшись губами его мочки. Я попыталась задавить поднявшуюся ревность. Еще никогда Сабирзянова меня так сильно не раздражала.

Она что-то говорила Тимуру, а он внимательно слушал. Потом они вдвоем вышли из кабинета. Что могло понадобиться Маше? Вот пристала же к Тимуру! Нашла себе защитника и покровителя.

Яна первой собрала вещи. Теперь я нарочно тянула резину и ждала, когда все выйдут из класса. Не хотелось ни с кем пересекаться и ни о чем говорить. Казанцева понимала, почему я медлю, и терпеливо ждала.

Когда класс опустел, я устало спросила:

– Как думаешь, уже все в курсе?

Яна пожала плечами, постаралась ободряюще улыбнуться, а затем все-таки кивнула:

– Думаю, что да.

– Близнецы знают о вчерашней ситуации с медпунктом. Я тебе не рассказывала, в общем…

– Про это я тоже знаю, – перебила меня подруга. – Пока ты не пришла в класс, ребята это активно обсуждали.

Я нахмурилась.

– Если они растрепали эту мелочь, то представляешь, каким событием им покажется письмо?

– Ты догадываешься, кто это сделал? Может, Благовещенская?

– Это Калистратов, – сказала я. – Подставил меня – и в кусты. Ты заметила, что его нет больше в школе?

– По-моему, он уже может ее не посещать. Контрольные-то сданы. И оценки по большинству предметов выставлены.

Наконец мы вышли из кабинета и не спеша направились в сторону лестницы. Людей было не очень много, поэтому я без труда разглядела в конце коридора Стаса. Он стоял у окна и что-то изучал в своем телефоне. Когда он, словно почувствовав на себе взгляд, поднял голову и увидел меня, то так гадко усмехнулся, что сомнений не осталось: это он. Зря я оглядывалась в темном дворе по сторонам. Конечно, я ждала от него подставу, но не думала, что он падет так низко.

Янка по его ухмылке тоже все поняла. Я тут же двинулась в сторону Калистратова, но Казанцева схватила меня за руку:

– Наташ, не надо! Что ты хочешь сделать?

– Высказать ему все, что о нем думаю.

Стас тоже стоял, дожидаясь, пока я подойду. Злость во мне закипала каждую минуту все сильнее. Я знала: ничем хорошим наша стычка не закончится.

Глава семнадцатая

– Я представляла себе, как ты гладил мои влажные волосы, как целовал ладошки…

Наш неприятный разговор Калистратов начал с цитирования. Да еще таким насмешливым, противным тоном, что мне стало совсем тошно от него. Хотелось Стаса придушить! Это не мужской, да даже не человеческий поступок. И я точно не заслужила такого позора.

– …мы просто молча встречаем рассвет на разных балконах! – торжественно закончил Стас. А потом нагло добавил: – Приветик! Антошка Золотухин уже вызывал тебя на тет-а-тет? Не стоит благодарности. Я буду рад, если вас это только сблизит.

– Что ты несешь? – сердилась Казанцева. Она стояла рядом со мной. Я же пока просто сжимала кулаки, раздумывая, куда в первую очередь вмазать Калистратову. Жаль, что под рукой у меня не было ничего тяжелого. Одним пеналом, как для Галушки, здесь не обойдешься.

– Интересно, а что скажет директор школы, когда узнает, что у географа роман с ученицей? Может, не одного меня попрут, как думаешь, Зуева? Поговорить мне с бабушкой?

– Да хоть с дедушкой и со всей своей родней поговори, – наконец сказала я. – Это всего лишь стихи. Ты просто больной, если думаешь, что сможешь этим кому-то, кроме меня, насолить. Да и мне все равно!

Последнее предложение я произнесла, чтобы позлить Стаса, но по моей интонации было ясно: мне не все равно. Тогда Калистратов противно расхохотался.

– А я скажу, что видел, как вы в кабинете после уроков уединяетесь. Да весь класс – свидетели. Как он вечно просит тебя остаться наедине. А еще расскажу, что видел пару раз, как вы на улице взявшись за ручки гуляли.

– Врешь! – возмутилась я. – Не было такого.

– Не вру, а немного приукрашиваю. У тебя учусь. Какая же ты жалкая стукачка, Зуева.