Загадать желание

Люди воеводы обосновались на небольшом клаптике. Все остальное пространство лагеря досталось беженцам из Солончака. Джинсы, короткие юбочки, кепочки… Мимо прошла, ковыляя на высоких каблуках, девушка, напомнившая мне сестру Горыныча – такая же тонкая, темноволосая, только, наверное, постарше. В очередной раз подвернув ногу, девушка зло пробормотала что-то и, наконец, разулась. Парень, видимо, из раславских, в широкой светлой рубахе, перепоясанной ярко-синим кушаком, заворожено смотрел ей вслед, пока дядька постарше со смехом не хлопнул его по спине.

– Чего зенки вылупил? Баб не видел, что ли?

– Так это… Красивая она, – парень смущенно потер затылок и добавил, словно оправдываясь: – Ведьма!

Неподалеку беловолосая девочка в платье с рюшами держала на ладонях большой радужный шар. Кто-то окликнул ее, маленькая колдунья отвлеклась, и игрушка расплескалась каплями воды по траве.

– Горыныч, это ты, что ли? – темная фигура внезапно выросла прямо перед нами и, стоя против света, казалась огромной.

– Здравствуй, Вахтыр, – отозвался Арис.

– Ну, здравствуй, – седоусый дядька, выше Горыныча и шире раза в два, с боевой секирой у пояса, улыбнулся и, вместо рукопожатия, несильно хлопнул Ариса по плечу. – Давно не виделись… Леон сказал, ты захочешь списки колдунов посмотреть.

– Да. Где они?

– Спешишь? – Вахтыр покачал головой. – Подлечился бы сперва… Вот уж кого, а лекарей у нас хватает!

«Лекарей?»

Я вздрогнула.

Алина! Как же я могла забыть?!. Ведь она где-то здесь, в этом лагере!

Солнце мешало смотреть, но я прикрывала глаза ладонью и вертела головой во все стороны, пока не увидела Леона. Благодаря высокому росту сына воеводы сложно было не заметить: вот он возвращается, пробираясь мимо палаток, мимо сидящих на земле людей… И девушка в местной одежде, с заплетенными в косу светлыми волосами, идет впереди него, буквально тащит за руку. Леон радостно улыбается, подруга сосредоточенно лавирует в толпе, стараясь ни с кем не столкнуться, и время от времени поднимает голову, смотрит в нашу сторону… Видит ли? Хочется помахать рукой, но я стою, не двигаясь. Наши взгляды встречаются, лицо Алинки расцветает улыбкой, а глаза тут же наполняются слезами, которые она стирает ладонью. И, бросив руку Леона, протиснувшись сквозь группку молодежи, выбегает к навесу:

– Женечка, наконец-то!

Отчего-то растерявшись, я смотрела на нее, не зная, что сказать, что сделать, но Алина не заметила замешательства – обняла меня первой.

– Наконец-то, – повторяла она, – наконец-то…

Разговоры пришлось отложить до вечера. Леон уже знал, что срочных новостей мы не принесли, а с остальным можно было и подождать. Рану Арису подруга залечила, а Леон нашел для Горыныча чистую рубашку и, так как обед в лагере мы пропустили, вручил нам по куску свежего хлеба с сыром. Вахтыр принес кипу листов, исписанных мелким почерком, положил на широкую доску, установленную на колоды наподобие стола.

Спрятавшись в тени навеса, мы с Алиной и Арисом несколько часов кряду вычитывали списки с именами и умениями колдунов. Имя «Карина» встречалось там всего шесть раз, но ни одна не носила фамилию «Дмитриева». И все же до темноты, оббегав палатки, мы нашли всех шестерых Карин. Была там одна бойкая старушка-гадалка, две девочки-школьницы, младенец и две молодые женщины. Сестры Горыныча среди них не оказалось.

– Помнишь, хутор Хмельки сразу за Верешем? – Леон разложил на столешнице карту. – Вот тут. Мы разбили лагерь рядом с ним, и людей там не меньше – тысячи две точно будет. Поедем туда, как только отец вернется. Я собирался раньше, да вот, пришлось задержаться… Твоя сестра, наверняка, попала туда.

Арис кивнул, соглашаясь, но долго еще сидел над сшитыми листами, щуря усталые глаза.

* * *

Посреди луга горели костры – много-много. И от них было светло, словно солнце еще не спряталось за спиной лесистого холма на западе. Зарево отражалось в реке, а небо мутновато-черное, казалось далеким-далеким.

На ужин сварили в огромных котелках кашу. Нельзя сказать, чтобы она получилась очень вкусной, но я уже привыкла есть все, что не отвратительно, и не жаловалась. К тому же вязкая серая масса аппетитно пахла мясным бульоном. И, наконец, это были не бутерброды!

Глухо стучали ложки о деревянные миски. Фляга с вином переходила из рук в руки, поблескивая отражением пламени. Люди сидели не близко друг к другу, словно специально, чтобы не мешать мыслям и тихим разговорам тех, кто едва слышно перешептывался, сдвинувшись поближе. На всем лугу было много таких кругов – более шумных, более тесных и дружных там, где собрались колдуны, попавшие сюда целыми семьями, с друзьями и соседями. А в чернильной тьме под сенью подступающего к лугу леса недовольно урчали заброшенные в неуютный, незнакомый мир существа, но никто, кроме меня, их не слышал:

Идем, идем… скорее…

Мы вчетвером сидели рядом. Леон рассказывал, как пришлось схватиться с простыми деревенскими мужиками, озлобленными страхом, как испуганных и обессиленных людей, жителей Солончака, искали по округе и приводили сюда, в лагерь на берегу Вороши…