Загадка 37 года (сборник)

Первое протокольное заседание обязало подкомиссии подготовить свои предложения в двухмесячный срок, то есть к середине сентября. На деле первые наброски статей новой Конституции начали поступать лишь полтора месяца спустя после назначенного срока, в ноябре 1935 года. Объяснялась задержка выявившимися серьезными расхождениями о допустимых пределах отступлений от основного закона 1918–1924 годов. Так, Н.В. Крыленко, нарком юстиции РСФСР, вошедший просто членом в комиссию судебных органов, резко выступал против разделения власти на две самостоятельные ветви, а также и выборности судей (последнее предложил А.Я. Вышинский вряд ли без предварительной консультации со Сталиным). После длительных прений члены правовой подкомиссии согласились на компромисс: сохранить выборность судей, но только низшей инстанции, народных. Не скрывал своей позиции и Бухарин. Он настойчиво требовал не предоставлять избирательные права всем без исключения гражданам, к чему призвал Молотов на VII всесоюзном съезде Советов, но вместе с тем согласился на замену чисто советской избирательной единицы — производственной, на свойственную буржуазным странам территориальную.

Так уже осенью 1935 года обнаружилось, что даже на чисто рабочем этапе переработки старой Конституции четко обозначились принципиальные, идейные разногласия между группой Сталина и видными в прошлом ортодоксальными партийными деятелями, отказывающимися поступиться своими принципами. Видимо, поэтому Сталину и пришлось отказаться от дальнейшего делового сотрудничества со всеми членами комиссии, передоверить дальнейшую подготовку текста нового основного закона лишь тем, кому он мог полностью доверять. Уже входившим в подкомиссии по общим вопросам — А.И. Стецкому и по экономическим — Я.А. Яковлеву, а также Б.М. Талю, до того момента вообще непричастного к деятельности какой-либо подкомиссии.

Часть 8. Серьезные перемены к лучшему

Приближавшийся 1936 года казался на редкость счастливым, вызывавшим лишь оптимистическое настроение. Слишком уж многое возвещало о серьезных переменах к лучшему. Порождало уверенность в том, что необычайно трудные последние восемь лет остаются в прошлом, уходят навсегда.

Тихо, незаметно, без излишней шумихи, каких-либо, широковещательных заявлений страна расставалась с карточной системой. С 1 октября 1935 года возобновилась свободная продажа мяса и мясопродуктов, жиров, рыбы и рыбопродуктов, сахара и картофеля, а с 1 января 1936 года — и промтоваров. А с 1 февраля ликвидировался и Торгсин — последний реликт уже далекого нэпа. Сеть специальных магазинов, где можно было купить все что угодно, но только за твердую валюту либо за золото.

О наступающих переменах возвестила не одна лишь отмена карточек — еще и восстановление празднования Нового года с его традиционной елкой. Возвращение «гражданских прав» тому празднику, с которым как религиозным партия и государство настойчиво боролись все последнее время. Боролись весьма решительно, даже запретив — для начала циркуляром наркомзема РСФСР от 11 декабря 1928 года — рубку елей. Но вот кандидат в члены ПБ, второй секретарь ЦК КП(б) Украины П.П. Постышев вдруг предложил повсеместно организовать, правда, лишь для детей, в дни зимних каникул новогодние праздники. Первым подхватил эту инициативу МК ВЛКСМ. Разослал телеграммы по всем своим организациям, рекомендуя провести елки в парках, домах пионеров, школах. Вслед за тем как-то просто, естественно вспомнили и о взрослых. За десять дней до наступления Нового года газеты опубликовали предельно скромную, всего в три строки, информацию: «По предложению ВЦСПС Совнарком Союза ССР постановил выходной день 30 декабря (в то время в стране существовала шестидневка. — Ю. Ж. ) перенести на 1 января». А в ночь с 31 декабря на 1 января новогодние балы впервые за все годы советской власти прошли в московском Доме союзов, ленинградском Александровском дворце, во многих клубах, домах культуры страны.

Столь же многозначительной, обещавшей важные политические перемены выглядела опубликованная «Правдой» статья первого секретаря Азово-Черноморского крайкома В.П. Шеболдаева «Казачество и колхозы». Использование, наряду с типично советским словом «колхоз», долгое время сугубо негативного по смыслу слова «казачество», ассоциировавшегося прежде всего с теми, кто подавлял революцию 1905 года, воевал на стороне белых в гражданскую войну — как бы предполагало очередную филиппику в адрес казачества. Однако содержание статьи опровергло такое ожидание.