В момент ареста Петерсон собственноручно написал показания, признал в них и само существование заговора, и свое прямое участие в нем, а заодно назвал и соучастников — Енукидзе, Корка, Медведева, Фельдмана.
Круг замкнулся. 26 апреля Ягода наконец дал показания о своих преступных связях с Рыковым, Бухариным, Томским, Углановым. Мало того, он признал: «Я действительно являлся организатором заговора против советской власти… Для этого имелся в виду арест моими силами членов советского правительства и руководителей партии и создание нового правительства из состава заговорщиков, преимущественно правых. В 1935 г. это было вполне реально, охрана Кремля, его гарнизон были в моих руках, и я мог это совершить».
Все это позволило Ежову подтвердить те обвинения в адрес Бухарина и Рыкова, которые он выдвигал дважды, на декабрьском и февральско-мартовском Пленумах, и получить неоспоримые факты, которые позволили бы подготовить в будущем еще один большой открытый политический процесс, на котором, как и предусматривалось решением февральско-мартовского Пленума, обвиняемыми стали бы Бухарин и Рыков.
Однако все показания, добытые на Лубянке, пока оставались всего лишь материалами проводившегося следствия. Пока же, в те весенние месяцы 1937 г., более характерным для узкого руководства оставались не репрессии, а привычные и мирные методы давления на латентную оппозицию: перемещение членов ЦК из одного региона в другой на равноценную должность либо с понижением.
Предельно схожую кадровую политику можно было наблюдать тогда же в НКИДе, перевод в который с начала 20-х годов служил своеобразным основанием для последующей формально почетной высылки из страны известных оппозиционеров. Например, А.А. Коллонтай отправили в Норвегию, А.Г. Шляпникова — во Францию, В.А. Антонова-Овсеенко — в Китай, Х.Г. Раковского — в Великобританию, Л.Б. Каменева — в Италию. Теперь же наступила пора обратного движения полпредов, также порожденного сугубо политическими мотивами. 9 февраля из Мадрида отозвали М.И. Розенберга, 28 февраля из Анкары — Л.М. Карахана, давно известного своими близкими отношениями с Енукидзе.
Кроме двух полпредов, пришлось покинуть дипломатическую работу и замнаркома иностранных дел Н.Н. Крестинскому. 28 марта его перевели на точно такой же пост, но в Наркомат юстиции. Основание и для этого перемещения — на этот раз по горизонтали — не было указано, однако можно предположить, что крылось оно скорее всего в его политическом прошлом. Ведь в дни Бреста и дискуссии о профсоюзах он безоговорочно поддерживал Троцкого, полностью разделяя и отстаивая его предложения. Тогда же, в 1919–1921 гг., Крестинский являлся членом ПБ и секретарем ЦК, продолжая поддерживать политику все того же Троцкого, за что, собственно, и был «сослан» в Берлин полпредом.
Наконец, 11 апреля сняли с должности и вывели — вторым по счету за 1937 г. — из состава правительства СССР М.И. Калмановича, три года занимавшего пост наркома зерновых и животноводческих совхозов. Причиной его падения, также нигде не зафиксированной, вполне возможно, стало настойчивое стремление его не вполне законными методами способствовать увеличению земельных площадей подведомственных ему совхозов за счет прежде всего колхозных полей, а также приусадебных участков колхозников и единоличников.
Но каковы бы ни были мотивы отзыва двух полпредов — перевода Крестинского и снятия Калмановича — высказанные выше предположительно или какие-то иные, главное заключалось в том, что никто из них тогда же не был ни обвинен в антисоветской деятельности, ни арестован…
Не забывало узкое руководство и об основной цели, продолжало настойчиво готовить проведение важнейшей политической реформы. Комиссия ПБ под руководством Я.А. Яковлева через четыре месяца после своего создания завершила разработку конституций для союзных республик. В декабре 1936 г. ПБ одобрило проекты основных законов Российской Федерации и Украины, в январе 1937 г. — Казахстана, Грузии и Белоруссии, в феврале — Узбекистана, Армении, Туркмении, Таджикистана, Азербайджана и Киргизии. Поэтому только к апрелю, а не в декабре, как поначалу предполагал Сталин, съезды советов, проведенные во всех одиннадцати республиках, утвердили, наконец, собственные новые конституции.
Развивая достигнутый успех, узкое руководство подготовило и 13 марта утвердило на ПБ один из важнейших законодательных актов, который должен был обеспечить проведение в скором времени действительно всеобщих выборов, — «О прекращении производства дел о лишении избирательных прав граждан СССР по мотивам социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности». Опубликованный на следующий день во всех советских газетах как постановление ЦИК СССР, этот документ навсегда покончил с институтом лишенцев. Тем же решением ПБ Центральная избирательная комиссия ЦИК СССР, регулярно готовившая списки лиц, которые лишились избирательных прав, была ликвидирована.