Он должен был внимательно прочесть прежние показания камеристки, задать ей новые вопросы и сопоставить заявления, сделанные ею во время первого следствия, с теми, которые она сделала теперь.
На первом же перекрёстке они расстались. Ана хотела сесть на автобус, чтобы поспеть на встречу со своей матерью. У них были билеты в театр.
— В какой театр вы собираетесь? — спросил Эмиль.
— В Городской. Идёт «Смерть коммивояжёра».
— И… не играет ли там случайно Джордже Сырбу?
— Случайно!.. Нет, не думаю. Насколько я знаю, он играет в этом спектакле закономерно. К тому же, разрешите сообщить вам, товарищ начальник, что Сырбу — моя слабость… Мне самой интересно, какими глазами я буду смотреть на него сейчас, когда знаю, что он замешан в это «таинственное» дело, распутав которое мы сможем соперничать с героями знаменитого телефильма «Мстители». Согласны, господин Стид?
— Согласен, госпожа Пил, но в таком случае, я завтра же приобрету зонтик! — отшутился Эмиль.
Показания подозреваемого, который между тем умер
Оставшись один, капитан Буня раздумывал, куда ему идти. Однако «дело Беллы Кони» притягивало его, как магнит, и в конце концов он направился к своему кабинету. Капитан чувствовал, что ему нужно вновь увидеть досье и перечитать показания Ирины Нягу, урождённой Добреску, чтобы сравнить их с тем, что она показала сегодня. Он шёл задумавшись, погружённый в предположения и догадки.
Пересекая один из перекрёстков, он вдруг очнулся перед автомобилем, который его чуть не задавил; хотя он и совершил акробатический прыжок, машина всё же задела его и теперь удалялась так быстро, что он даже не успел расслышать брань шофёра.
— Убил бы меня, несчастный, и моя помощница занесла бы тебя в число подозреваемых по «делу Беллы Кони»! — пошутил сам над собой Эмиль.
Войдя в кабинет, он вынул из шкафа досье «Белла Кони» и открыл его. Тонкие листы бумаги, плотно заполненные машинописью, показались ему теперь не такими жёлтыми. Он машинально подул на них, разгладил ладонью, сел в кресло и погрузился в чтение.
Заявление, сделанное Ириной Добреску в то самое утро, когда был обнаружен труп танцовщицы, совпадало в общих чертах с тем, что она показала по случаю их недавнего визита к ней. Конечно, то что было сказано двадцать лет тому назад, поражало броскими деталями и преувеличениями.
Первые вопросы следователя имели целью установить обстоятельства, при которых бывшая камеристка нашла танцовщицу, умершую в своей комнате. Тогдашнее заявление Ирины Добреску — её ощущения, час, рассказ о болезни девочки — полностью совпадали с тем, что она сказала сегодня.
В допросе следователя особое внимание привлекал следующий диалог:
«— Вчера кто-нибудь искал госпожу по телефону?
— У нас телефон звонит целый день.
— Всё же, в то время, когда она была в театре, спрашивал её кто-нибудь?
— Когда она была в театре, никто не искал её дома. Все её друзья знали, где её найти.
— Она вернулась домой одна?
— Не знаю… я не слышала, когда она вошла…
— А обычно она возвращалась одна?
— Никогда… Её всегда кто-нибудь провожал — знакомый, друг, который ждал её в театре.
— В комнате госпожи нашли две чашечки с остатками кофе. Это значит, что за несколько часов до смерти её кто то навещал.
— Я никого не видела.
— Кто варил кофе?
— Обычно, когда у неё были гости, кофе варила я. Она не любила кухню, просто ненавидела её. Но кто варил кофе в тот вечер, я не знаю.
— И всё же, в вечер смерти госпожи в её спальне было выпито две чашечки кофе.
— Я не знаю, пили ли там кофе и кто его варил.
— Может быть, какой-нибудь её приятель?
— … Да … Возможно, но лишь в одном случае. Господин Оресте Пападат никогда не бывал доволен кофе, который ему подавали. “Приготовление кофе — дело тонкое!” — говаривал он. И варил его сам».
Но следователь почему-то не пошёл по этой дорожке. Резко и неожиданно свернув с неё, он перешёл к другим вопросам.
«— Как расположена ваша комната по отношению к комнате госпожи Дины?
— То есть, как это — как расположена?»
Эмиль остановился. Камеристка не поняла вопроса или пыталась выиграть время, чтобы подготовить ответ, — трюк, который часто используют допрашиваемые.
«— То есть — уточнил комиссар, — расположена ли она близко или далеко от спальни вашей госпожи?
— Моя комната была отделена от спальни госпожи гостиной и небольшим коридорчиком.
— И вы не слышали никакого шума?
— Нет.
— Всё же выстрелы вы должны были услышать…
— Я ничего не слышала.
— И не видели, чтобы кто-нибудь входил или выходил из дому?
— Не хватало мне в час ночи торчать у окна, чтобы увидеть, кто входит и кто выходит из дому…»
Ответ был, конечно нахальный, но следователь не обратил на это внимания. Может быть, он ещё надеялся вытянуть что-нибудь из камеристки и не хотел её пугать. Он вернулся к своему вопросу:
«— Значит, вы никого не видели?
— Господин комиссар, если бы я кого-нибудь видела, я сказала бы вам это с самого начала…»
Несмотря на все свои усилия, больше следователь не смог выудить из Ирины Добреску ни одной детали.