Загадка архива

Но Ирине не удалось уйти в тот вечер: было много дел, много беготни. Друзья артистки, занимавшиеся её похоронами, посылали её с разными поручениями. Между тем, в вечерней газете кто-то высказал предположение, что здесь может быть и преступление. На следующий день, с самого утра, почти все газеты приводили данные и детали, доказывавшие существование «неизвестного», находившегося в тот час в доме. Газеты писали и о двух кофейных чашечках.

Лишь под вечер следующего дня Ирина встретилась с электриком.

— Что будем делать? — испуганно спросила она его.

— Ничего! — ответил Нягу. — Мы не должны быть замешаны в эту историю. Не стоит связываться с полицией, даже в качестве свидетелей…

— Но почему? Ведь мы… ведь нам нечего скрывать! То, что мы были вместе? Ну и что?

— Никогда нельзя предусмотреть всего. Узнают, что я был в доме, и всё запутается… Ещё, чего доброго, «он» ускользнёт, а я попаду в кутузку… Ведь бедняк всегда неправ…

Ирина не согласилась с ним. Она хотела во всём признаться и выдать «неизвестного», посетившего в ту ночь её хозяйку. Ведь она различила во дворе его силуэт.

— Во-первых, ты всё равно не сможешь ничего доказать… Во-вторых, может быть, тебе это показалось. Ведь было темно!

— Мне не могло показаться… я слишком хорошо его знаю!

— Это неизвестно… может быть, всё же ты ошиблась. А я, когда уходил, встретил у ворот этого забулдыгу, Орнару. Откуда ты знаешь, что это был не он?

— Я пойду в полицию и скажу, кто был в доме!

— Ты с ума сошла! Суёшься, куда не просят!

Ирина настаивала, и тогда, чтобы заставить её замолчать, Нягу признался, что «в минуту умопомрачения» он и в самом деле украл браслет. И если сейчас, когда начнётся следствие по поводу смерти артистки, узнают, что он был в её доме, станет ясно, что они знакомы уже давно и оба попадут в переделку. Ирина тогда много плакала, но наконец простила Нягу за «минуту умопомрачения», тем более что он признался, что, преследуемый страхом и мучимый угрызениями совести, выбросил браслет в канал.

Так всё произошло на самом деле. Но Ирина молчала. Не было никакого смысла поправлять Эмиля. Ведь, по сути, вина существовала. Её и её мужа.

Поэтому она и не пыталась оправдываться.

Нягу сидел, низко опустив голову, а бывшая костюмерша торжествующе оглядывалась.

В этот момент дверь открылась, и в кабинет, в сопровождении майора Николау, вошёл высокий мужчина средних лет. Оба были в штатском. Эмиль резко остановился, но мужчина сделал ему знак продолжать. Это был его начальник, полковник. Закрыв за собой дверь, вошедшие остановились возле неё, с любопытством глядя на странное сборище.

Эмиль продолжал:

— К тому же, в ночь преступления Нягу находился в доме Беллы Кони. Тот, кто вышел в ту ночь из дому, тот «неизвестный», который был опознан каким-то гулякой и о котором писали все газеты, был электрик Нягу.

Все головы повернулись к бывшему электрику театра «Альхамбра» — с упрёком, с ужасом. Люди обвиняли его в смерти актрисы.

— Нет, — поспешно продолжал Эмиль, заметив впечатление, которое его слова произвели на присутствующих. — Нет. Нягу и Ирина Добреску не виноваты в убийстве. Их вина заключается в том, что они видели второго «неизвестного». И промолчали.

Полковник и Николау внимательно слушали. Майор обменялся с Аной заговорщическим взглядом.

— Почему вы этого не сказали? — удивлённо воскликнул бывший депутат Джелу Ионеску.

— Теперь это не имеет никакого значения! — поспешил прервать его Эмиль, желая чтобы имя «неизвестного» осталось в тайне. Кстати, — продолжал он, — я вызвал вас сегодня, чтобы сообщить, что все пятеро, заподозренные в преступлении, в нём не виновны. Правда, побудительная причина была у всех, правда, никто из вас не смог представить удовлетворительного алиби, но правда и то, что ни один из вас не совершил этого преступления. В результате следствия, предпринятого в виду прекращения дела, вы объявляетесь вне всяких подозрений.

Ана знала, что за этим последует. Эмиль не позволит говорить никому, и прежде всего Нягу.

Впрочем, в этом не было никакой нужды. Никому больше не хотелось рыться в прошлом. Послышался лишь голос актёра:

— Слыхал, дорогой? А я-то двадцать лет был уверен, что убийца я!

Никто не засмеялся. Каждый знал, что мог быть убийцей Беллы Кони.

Однако Ана знала и то, что последует за этим. Сейчас все уйдут, и Эмиль задержит, для последнего разговора, одного Пауля Михэйляну.

Она услышала шёпот Орнару:

— Мы ждём вас в воскресенье. На сарамуру!

Все вышли. Кроме Михэйляну и «следователей» в комнате остались лишь полковник и майор, по-прежнему стоявшие на ногах. Только теперь они перешли в другой конец кабинета, к окну.

— Кофе? — предложил Эмиль, но Михэйляну отрицательно покачал головой.

Несколько мгновений все молчали, глядя на бывшего следователя. Он тоже смотрел на них. С грустной-грустной улыбкой.

Наконец Эмиль прервал молчание:

— Когда вы познакомились с Илие Аиоаней, мужем Флорики Аиоаней?

Ана знала; ведь она собирала материал!

Идея, возникшая у Эмиля в тот вечер, когда он услышал, что имя хозяина было Пауль, восходила к фразе, которую произнесла дочь Дины Коман: