Я никогда не видела в храме что-то большее, нежели произведение архитектурного искусства, но сегодня этот колокольный перезвон, чистый, как само небо, словно выдернул меня из повседневности. Я не нашла возможным сдвинуться с места, пока колокола не стихнут. И глядела все это время на скромную белокаменную церковь – куда более скромную, чем те великолепные храмы, что мне доводилось видеть в Петербурге. В те петербургские храмы я если и заходила, то лишь по чьей-либо указке. Да и стремилась уйти как можно скорее.
А в эту церковь ноги понесли меня сами. Я неловко перекрестилась на входе и как завороженная вошла внутрь.
По возвращении в усадьбу в доме я никого не застала. Хорошо, что горничная подсказала, что господа изволят завтракать на природе – в сиреневом парке. Там-то я и увидела прелестную картину: Натали и Андрей играли в леток[16]
, а чуть в стороне был уже разоренный стол: разумеется, все уже успели позавтракать. За столом в гордом одиночестве и в вальяжной позе еще сидел Евгений Иванович и время от времени прикладывался к плоской металлической фляжке, наблюдая за летающим воланом.Я ненадолго задумалась, чего не хочу больше – остаться голодной в это утро или вступать в разговоры с Ильицким? Решила, что лучше воздержусь от завтрака, и наше общение ограничилось тем, что мы кивнули друг другу издалека, и я направилась к скамейке, где уже сидела горничная Даша и качала люльку с ребенком. Даша, видимо, тоже не жаждала приближаться к Ильицкому.
– Утро доброе, барышня.
Она хотела было подняться, но я жестом велела ей сесть.
– Гуляете? – констатировала я с улыбкой и взглянула на посапывающего младенца в ворохе кружев.
– Это я велела Даше здесь посидеть, а то крутится и крутится все со своими уборками, – крикнула Натали, уже заметив меня, но не отрываясь от игры.
Андрей увидел меня чуть позднее – обернулся и поклонился куда почтительней, чем Ильицкий. Не без удовольствия я отметила, что лицо его просветлело: безусловно, он был рад мне.
И тут же ему в спину врезался воланчик, запущенный Натали. После чего моя подруга звонко, явно желая привлечь к себе внимание, расхохоталась и молвила с укоризной:
– Не будете в следующий раз отвлекаться, Андрей!
– А у вас отлично поставлен удар, Наталья Максимовна, – откликнулся Миллер со смехом. – Так, говорите, прежде никогда не играли?
– Честное слово, первый раз в жизни взяла ракетку в руки! – ответствовала Натали. – Просто вы отличный учитель.
Вообще-то игрой в леток в Смольном развлекались каждое лето. И Натали всегда была одной из лучших: удар у нее действительно сильный, несмотря на ее худосочность и малый рост.
Но я, разумеется, ни словом, ни лицом не выдала ее лжи, а лишь молча устраивалась рядом с Дашей. Натали крепко взялась за Андрея: вчера за ужином демонстрировала ему свой интерес к политике, а сегодня надела кокетливое платье с укороченными рукавами и матросским воротником. А волосы, похоже, намеренно плохо закрепила, чтобы ее кудри имели возможность выбиться из прически, делая из нее эдакую златовласую нимфу.
– Лидия, не хотите ли к нам присоединиться? – снова повернулся ко мне Андрей.
Я взглянула на Натали и ответила:
– Нет, я только что с дороги и несколько устала.
И все же наблюдать за отвратительным поведением подруги, как будто разом забывшей все наставления наших воспитательниц, я больше не могла. Отвернулась и завела разговор с Дашей:
– А где же Василий Максимович? Ни вчера за ужином, ни сегодня его нет.
– Барин в город уехали, – поспешно отозвалась девушка, – но должны бы уже вернуться. Говорят, к обеду гроза будет – как бы не вымокли…
Она с волнением поглядывала в небо, на котором и правда потихоньку сгущались тучи. Впрочем, было еще достаточно солнечно.
Дашу я тоже разглядывала не без любопытства: и мадам Эйвазова, и Максим Петрович говорили про Дашу очень нелестные вещи, но мне она казалась неплохой девушкой. Ее неравнодушие к Васе заметно было издали, и никакой особенной «ушлости» в ее поведении я не видела. По крайней мере, мои просьбы она выполняла беспрекословно, все время была занята какой-то работой по дому или ребенком и вообще держалась очень скромно. Например, сейчас мне казалось, что ее тяготит находиться здесь, среди господ, и она бы с удовольствием ушла, если бы не прихоть Натали.
Хотя не могу не признать, что девица она непростая… Пару раз, возвращаясь в свою комнату, я обнаруживала, что мои платья лежат не так, как я их оставляла, а мамина янтарная брошка – единственная ценность, которая у меня была и которую я хранила в шелковом мешочке на прикроватной тумбе, надевая лишь к ужину, – иногда оказывалась с расстегнутым замком или брошенной в мешочек как будто второпях. Очевидно, что мои вещи трогала именно Даша, но, право, я не видела ничего особенно дурного в том, чтобы рассмотреть понравившуюся вещицу поближе. Я и сама иногда до неприличия любопытна.