Загадка для благородной девицы

Людмила Петровна излишне театрально пыталась изобразить влюбленную девицу, показывая, что с самоиронией у нее все в порядке. А все смеялись – не над ней, а над образом.

Когда же в середине стиха Людмила Петровна сбилась, ей на помощь вдруг пришла Лизавета Тихоновна, дочитывая стих в той же манере. А вскоре и вовсе начался театр в лицах: Натали сунула в руки мачехе раздобытый где-то веер – видимо, для большего соответствия образу Татьяны; князь Михаил Александрович, поддавшийся всеобщему веселью, изображал на заднем плане кого-то задумчивого со страусовым пером и газетой, а Лизавета, окончательно войдя в роль, пылко читала:

– …Незримый, ты мне был уж мил, твой чудный взгляд меня томил… – обращаясь, естественно, к тезке Онегина.

Такого даже Ильицкий не выдержал и соизволил улыбнуться.

Я же в который раз удивлялась этим странным русским: как они умудряются за одну всего лишь неделю поссориться, всем вокруг давая понять, что враги отныне и навек, а потом помириться с той же страстностью?

– Михаил Александрович, а вы кого изображали? – спросила Натали, когда представление было окончено.

Князь жалко оглянулся, ища взглядом хоть кого-то, кто догадался, но, так как таковых не было, ответил:

– Так Пушкина же… он как будто сочиняет это стихотворение, понимаете?

– А-а-а… – изобразила удивление Натали, – как это мило…

С заданием князю Орлову не повезло: подруга велела ему бежать к дояркам и принести ей кружку парного молока.

– Ну, что уж ты, Наташенька!.. – тут же возразила ей Людмила Петровна. – Ежели хочешь пить, так давай Дашутку позовем?

– Нет-нет, я принесу! – Михаил Александрович, как всегда, только рад был исполнить прихоть Натали.

– Вот и славно, вот и славно! – захлопала она в ладоши. – А теперь следующий! – Зажмурив глаза, Натали вынула из вазы серебряный портсигар и важно сообщила: – Этому фанту я повелеваю… поцеловать меня!

Только после этого она открыла глаза и с наигранным удивлением посмотрела на портсигар:

– Кто же этот счастливец?

Все молчали, изумленные выдумкой моей подруги, а мне даже не верилось, что она говорит всерьез. Лишь не успевший еще уйти за молоком князь попытался что-то сказать, но так и не смог.

И тут с премерзкой улыбкой заговорил Ильицкий:

– Андрюша, друг мой, кажется, это твой портсигар?

– Точно – мой, – не сразу отозвался Андрей и еще медленнее добавил: – спасибо тебе, Женя, что подсказал.

Я не сомневалась, что Натали подстроила это, но изо всех сил делала вид, что меня происходящее не трогает. Только глядела на Натали и ждала, что она хотя бы покраснеет.

Но та только забавлялась:

– Ну же, Андрей Федорович, смелее!

– Клянусь, я не встречал девушек, подобных вам, Наталья Максимовна, – ответил на это Андрей, имея в виду, наверное, ее смелость, после чего приблизился, взял ее руку и поцеловал.

Кажется, Натали была обескуражена, а я не сдержала улыбки – Андрей великолепен! Как он умудряется выходить из самых неловких ситуаций, не теряя своего обаяния?

– Я думаю, довольно на сегодня игр, – изрекла после этого поцелуя мадам Эйвазова, и я была с нею вполне солидарна.

– Нет, отчего же – напротив, наконец-то становится интересно… – рассмеялся Ильицкий. – Можно, теперь я буду ведущим?

– Нет!!! – ответили ему несколько голосов сразу, включая даже его маменьку.

Но Ильицкий их словно не слышал, а только взял в руки вазу с оставшимися фантами, как будто прицениваясь к ее содержимому.

Больше всего мне в этот момент хотелось раствориться в воздухе, потому что я понимала – он не упустит возможности испортить мне настроение. На что угодно я готова была спорить, что Евгений Иванович достанет сейчас мою брошку.

И я даже изумилась, когда он этого не сделал.

– Чьи эти очаровательные женские часики? – вопросил Ильицкий, вынимая новый предмет. И тотчас отыскал взглядом Эйвазову, которая утомилась чтением стиха и теперь сидела подле окна, затягиваясь папиросным дымом. – Лизавета Тихоновна, я так сразу и не могу выдумать задание, достойное вашего залога… Часики-то золотые, должно быть? – уточнил он.

– Позолоченные, – отозвалась Эйвазова со снисходительной улыбкой, – к тому же не работают. Можете оставить себе, Евгений Иванович.

– Фу, какая вы бука, Лиза, – в манере Натали отозвался тот, убирая, однако, часики в карман. И снова запустил руку в вазу.

Я снова напряглась, не сомневаясь, что на этот раз он точно вытащит мой фант. Но Ильицкий извлек на свет божий сережку, принадлежащую Натали. Подруга глядела на него исподлобья, справедливо ожидая châtiment[19] за все свои проделки. Но все равно смело признала сережку своей.

– Как долго я ждал этого момента… – хищно выхаживал вокруг нее Ильицкий. И наконец изрек: – Итак, повелеваю, дорогая кузина, вам на одной ноге проскакать из этого угла гостиной в тот.

Право, глупо было ожидать от этого человека, что он дал бы в задание что-то безобидное, вроде пения куплетов или чтения стихов. Но и то, что выдумал он, было не так уж отвратительно. Хотя я все равно сочла бы подобное унизительным. А Натали, кажется, обрадовалась:

– И всего-то?!