Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Штайн какое-то время бездумно смотрел ему вслед. Львиный рык дежурного, поднявшего на зарядку курсантов группы, вывел обер-лейтенанта из оцепенения. Он вскочил со стула, рванул пуговицы на кителе и, отшвырнув его на диван, прошел в заднюю комнату. В ней комендант на скорую руку организовал нечто похожее на ванну. Вода в баке за ночь успела остыть, от нее отвратительно пахло рекой и еще чем-то сладковато-удушливым, от чего к горлу подкатывала тошнота. Рабочие брали воду в самых дальних от реки колодцах, но этот отвратительный запах разложившихся человеческих тел, десятки, а и иногда и сотни которых ежедневно приносила река, казалось, пропитал не только воду, но и сам воздух. Каждый вечер проклятую эту воду кипятили его ординарцы, а дотошный доктор, проверяя ее, доказывал, что антисептические препараты, добавляемые при кипячении, практически полностью исключают риск заражения, но отделаться от этого тошнотворного привкуса, равно как и от въедливого запаха, витавшего в воздухе, было невозможно.

Резиденция Абвера – дом на набережной Тирпица

Штайн торопливо поставил на колченогий табурет эмалированный медицинский таз, открыл кран и, не дожидаясь, когда таз наполнится, плеснул в него флакон крепкого спиртового одеколона. Затем торопливо почистил зубы, сполоснул лицо и принялся сбривать обильно проступившую жесткую, как проволока, щетину. Покончив с туалетом, он, как обычно перед обходом, тщательно протер руки и лицо смесью русской водки и одеколона, надел китель, а сверху набросил утепленный кожаный плащ.

В комнате дежурного по «Абвергруппе 102» обер-лейтенант Бруно Штайн появился строго-подтянутый, благоухающий и внешне невозмутимый. Фельдфебель Бокк даже при всем желании не заметил бы на лице своего начальника даже тени той бури, что еще недавно бушевала в его душе. Выслушав доклад, Штайн на этот раз не сделал дежурных замечаний и, воздержавшись от распоряжений, сразу прошел во двор. Бокк, предупреждая его появление, проскочил вперед, чтобы дать команду инструкторам и курсантам, но обер-лейтенант раздраженно махнул рукой и остался стоять на крыльце.

Перед ним находился почти весь личный состав диверсионных групп, а точнее, то, что от них осталось. Десятки серых, в мундирах мышиного цвета бесформенных фигур, подобно червякам, извивались на примитивном подобии перекладин, наспех сделанных из водопроводных труб. В глубине двора бегали, срываясь с гимнастических бревен, курсанты другой группы. Третья, самая малочисленная группа сгрудилась вокруг инструктора и, повторяя его движения, метала ножи в уродливо намалеванных на дверях склада красноармейцев. Будущие диверсанты, террористы и разведчики, которых Райхдихт и Самутин «нагребли» в лагере для военнопленных в Краснодаре и отобрали из числа полицейских, бежавших из захваченных большевиками казацких станиц правобережной Кубани, – это все, что осталось от некогда одной из самых боеспособных и удачливых разведывательно-диверсионных групп Абвера.

Штайн с презрением смотрел на снующих по двору курсантов. Их неумелые и угловатые, резавшие глаз профессионала движения напоминали выступление третьесортных комедиантов в дешевом деревенском балагане какого-нибудь средневекового городишка вроде Гюззингена или Зульцфельда с населением в несколько сотен человек. Да и там бы таких закидали тухлыми овощами и прогнали за городские стены, подумал Штайн, брезгливо поежившись. Все они – русские, украинцы, грузины, армяне, черкесы – казались ему на одно лицо. Это было лицо дикого, коварного и мстительного азиата. За полтора года работы на Восточном фронте можно было по пальцам перечесть те редкие случаи, когда из подобного скотского контингента получалось что-то дельное. А после оглушительного поражения и унизительной капитуляции фельдмаршала Паулюса подходящие экземпляры настоящих агентов-диверсантов стали попадаться все реже и реже.

Отрывистая команда лейтенанта Рейхера, ответственного за утренние занятия, смела курсантов с «гимнастических снарядов», ножи перестали барабанить по дверям склада, гудящая толпа сбилась в три кучки и, подчиняясь выкрикам инструкторов, начала раздражающе-суетливо строиться в неровные шеренги. Штайн не стал дожидаться рапорта Рейхера и от досады заскрипел зубами, почти готовый выругаться – с таким сырым, как этот полубандитский сброд из бывших полицейских и красноармейцев, материалом ему предстоит выполнять сверхзадачу Канариса по поручению самого фюрера!

На плацу продолжали звучать отрывистые команды, лейтенант Рейхер, не стесняясь в выражениях, распекал кого-то из инструкторов, а Штайна вдруг охватило странное, скользко-брезгливое безразличие ко всему происходящему. Дежурный неловко топтался на месте, ожидая распоряжений, но Штайн, ничего не сказав, презрительно сжал губы, резко развернулся и направился в свой кабинет, уже в дверях коротко обронив:

– После завтрака вызвать ко мне лейтенанта Райхдихта, лейтенанта Рейхера, Самутина, Коляду и Петренко.

– Есть, мой обер-лейтенант! – ответил Бокк и не стал задавать лишних вопросов.