Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

— Ты еще на колени упади! Я вам что, падишах какой-то? — заворчал тот. — Все, хватит разговоров — и так дел по горло! Иди и работай.

— Есть! — радостно воскликнул Утехин, но, перед тем как выйти из кабинета, все же поинтересовался: — Виктор Семенович, а что ответить на запрос Лаврентия Павловича?

— Как что? Не хуже меня знаешь, поблагодари за острый сигнал и сообщи, что ведем активную проверку.

— Понял! А как быть со Смирновым? Они ведь от него не отстанут и будут пасти, пока не зароют.

— Это уж точно, — кивнул Абакумов и с легкой усмешкой заметил: — Этому твоему жеребцу следовало бы яйца узлом завязать и в обоз отправить кобылам хвосты подкручивать, но хорошими работниками во время войны не разбрасываются.

— Я уверен, он свое отработает! — поспешил заверить Утехин.

— Пусть только попробует не отработать! Я ему тогда лично яйца оторву и без соли съесть заставлю! В общем, пошли его от греха подальше, да так, чтоб у Лаврентия Павловича про этого донжуана навсегда забыли.

— Если не возражаете, лучше всего на Дальневосточный фронт к Чеснокову.

— Согласен, и передай Александру Николаевичу, чтоб загнал его, куда Макар телят не гонял, — закончил на этом разговор Абакумов.

Утехин наконец перевел дыхание. Уже вдогонку ему Абакумов напомнил:

— Георгий Валентинович, и смотри мне, чтобы за этой возней со Смирновым не упустить главное — операцию с Северовым!

— Есть! — ответил тот и скрылся за дверью.

Той же ночью в адрес Северова ушла срочная радиограмма.

Глава 13

Густой подлесок непроницаемой стеной сомкнулся за спиной Виктора, отрезав от хутора, на котором, ошалевшие от боли, бессилия и ярости, метались «партизаны». Их истошные крики вперемежку со срывающимся на хрип лаем дворового пса становились все тише и тише и вскоре угасли совсем, но он не останавливался и продолжал бежать до тех пор, пока под ногами утробными стонами не отозвалась зыбкая болотная топь. Болото простиралось до самого горизонта, сумрачно поблескивая на солнце затянутыми тиной зловонными озерцами; к небу тянулись подгнившие корневища рухнувших осин и берез. Чтобы не угодить в трясину, Виктору пришлось возвращаться к опушке леса и теперь уже крайне осторожно пробираться на запад, в сторону Пскова.

Постепенно лес начал редеть. Виктор остановился, присел на широкий ствол старой березы, отжившей свое, перевел дыхание и попытался собраться с мыслями. Последние событиями и логика фактов говорили о том, что проверка на хуторе — дело рук Босса с Курмисом, в этом он уже не сомневался. Они, казалось, предусмотрели все, и не их вина, что исполнители попались на такой ерунде, как не снятые вовремя часы, поплатившись за это разбитыми головами и сломанными ребрами. Правда, расправа с лжепартизанами служила слабым утешением, сейчас его больше занимало то, что, несмотря на все предыдущие проверки, его снова взяли в крутой оборот, так и не поверив, очевидно, до конца. Видимо, где-то была допущена ошибка, но вот какая и где — пока он понять не мог.

«Курмис… А что ему известно? — терзался в догадках Виктор. — Наверное, немного. Если бы были доказательства, он бы не потащил меня на этот чертов хутор, а просто отдал бы мясникам из гестапо. Тут же прямая выгода — отчитаться о том, что своими силами выявлен и обезврежен русский агент, да еще при этом списать на него все старые грехи. Но ведь Курмис не сделал этого. Значит, с фактурой у него негусто, то-то его костоломы пытались взять меня на испуг… Но зачем все-таки этот дешевый маскарад? Хотя… Почему маскарад? Хорошо, перед твоим носом часами Кальтенбруннера помахали. А если бы ты их не заметил?.. Стоп! А может, действительно они — трофей партизанский? Трофей? Ну, ты загнул! Владелец таких часов под пули партизан не полезет, и потом — куда деть сапоги? Зеркало в избе и то грязнее было! А свежие следы от колес? А этот испуганный взгляд женщины?.. Ладно, чего гадать, дело уже сделано, надо двигать в Псков, а там посмотрим, куда кривая вывезет».

Виктор глубоко вздохнул, поднялся на ноги и двинулся к редколесью, за которым угадывалась дорога.

Выбравшись на обочину, он смахнул с потного лица смешанную с грязью паутину и, не останавливаясь, зашагал в направлении Пскова. Ему повезло: не прошло и пяти минут, как за спиной послышался приглушенный рокот мотора и из знойного марева показалась пятнистая полуторка. Он решительно бросился ей наперерез. Над дорогой проплыл пронзительный скрип тормозов и утонул в глубине леса, а когда облако пыли рассеялось, из кузова послышалась отборная брань. Старший — рыжеусый унтер — ухватился за шмайссер, передернул затвор и нацелился в грудь Виктора.

— Партизаны! — закричал тот, махнув в сторону леса, и, не давая опомниться, вскочил на подножку: — Гони на пост! Шнель! Шнель!

Унтер дернулся, как от удара электрическим током, и подвинулся к водителю, уступая Виктору место. Водитель ударил по газам, и полуторка полетела вперед, перекрывая все рекорды скорости. Унтер, вцепившись в автомат, напряженно всматривался в мрачную чащобу леса.