Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Потсдам, как и прежде, жил неспешной мирной жизнью, по крайней мере внешне. Беззаботный гомон птиц в саду ненадолго возвратил Курта в, казалось бы, давно забытое прошлое. Прошлое, которое незамедлительно отозвалось в памяти слепящей на ярком солнце безбрежной далью морского залива и обжигающим пятки золотистым песком. Там, в крохотной коморке, приткнувшейся, словно ласточкино гнездо, на самом краю обрыва, они с Гертрудой провели свои самые прекрасные дни, но безоблачное счастье оказалось столь недолгим.

В сентябре тридцать девятого, круто изменив всю их жизнь, началась война. Сначала в Польше, а затем и в России Курт честно, не жалея себя, сражался за фюрера и «Великую Германию». Его усердие не осталось незамеченным, и к Рождеству на плечи молодого командира батальона упали погоны майора, а впереди уже засветила солидная должность начальника штаба полка. Но так хорошо начавшаяся карьера внезапно оборвалась в июне сорок второго в прокаленных солнцем донских степях. Осколок русского снаряда разворотил ему грудь, и только чудом врачи спасли его жизнь. Провалявшись около пяти месяцев по госпиталям, Курт Диринг, благодаря хлопотам родственников Гертруды, остался на службе и даже получил назначение в Генеральный штаб. Должность офицера для особых поручений оказалась нехлопотной, но нервы попортила изрядно. Быть «живым сейфом» для неугомонной натуры майора являлось сущим наказанием. Он не один раз порывался уйти со службы, но в конце концов смирился и исправно тянул лямку. А в последнее время ему уже некогда было размышлять о превратностях судьбы, так как командировки в штабы на Восточный фронт следовали одна за другой. И эта небольшая отдушина, предоставленная Ганзеном, была подобна глотку свежего воздуха.

На войне два дня — это и много, и мало, поэтому Курт недолго нежился в постели. Последний раз потянувшись, он решил вставать. Впереди их с Гертрудой ожидала поездка к ее родителям в Бранденбург. Сама она уже давно грохотала тарелками на кухне. Он не стал надевать тапочек, босыми ногами пошлепав к ванной, и невольно остановился посреди коридора, залюбовавшись женой. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь тонкую ткань занавесок, освещали изящную фигурку молодой женщины, подобно резцу скульптора подчеркивая мельчайшие линии. Гертруду не портил даже округлившийся животик, который уже не могли скрыть складки сшитого ею просторного платья. Таинство новой, зарождающейся в ней человеческой жизни согрело нежными красками высокую шею, кокетливую ямочку на подбородке и зажгло божественным светом красивые зеленые глаза. Каким-то своим особым женским чутьем она почувствовала на себе любящий взгляд мужа, обернулась и встретила его счастливой улыбкой.

В это время в прихожей раздался требовательный звонок, и спустя минуту на пороге возникла перетянутая ремнями фигура дежурного офицера. У калитки за его спиной отливал иссиня-черным кузов большого генштабовского «опеля», рядом с которым нетерпеливо переминался водитель. В распахнутую настежь дверь с улицы ворвался порыв ветра и пошел гулять по лестнице. Где-то на втором этаже хлопнула форточка, и сквозняк взметнул занавески на кухне. Солнечные лучи, преломленные зеркалами, слились в одну ослепительную вспышку, в которой на мгновение растворилась Гертруда. Диринг все понял без слов: об отпуске теперь можно забыть. Быстро одевшись и наскоро перекусив, он занял место в машине рядом с дежурным. Тот оказался немногословным, и поэтому ему пришлось запастись терпением до самого Берлина.

В штабе Диринга встретил сам Ганзен. Чувствовал он себя неуютно, потому что решение о командировке подчиненного приняли через его голову. Капитан Шахт внезапно заболел, и со срочным пакетом к командующему группой армий «Центр» фельдмаршалу Клюге надлежало отправиться майору. Несмотря на это непредвиденное осложнение, служба Ганзена работала как часы. Диринга уже ожидал знакомый портфель, а во дворе стояли наготове бронированный «майбах» и «мерседес» с охраной. Расписавшись за портфель в журнале и выслушав дежурный инструктаж, он выехал на аэродром Темпельхофф, где уже прогревал моторы специальный самолет. Помимо Диринга и охраны места в нем предназначались группе офицеров Генштаба, направлявшихся с проверкой в войска Клюге.

До восточных границ самолет летел без сопровождения, а в небе над Белоруссией к нему пристроились два «мессершмитта». Их присутствие недвусмысленно напомнило пассажирам о близком фронте. И война вскоре явственно дала о себе знать грудой развалин, оставшихся от Минска, тянущимися за горизонт противотанковыми рвами и траншеями, которые, подобно гигантской паутине, опутывали заброшенные поля, и серыми язвами-пепелищами на месте сожженных дотла деревень и поселков.