От неожиданности лейтенант опешил. Такого за время службы ему еще видеть не приходилось. В тесной комнатенке на выщербленном столе лежала секретнейшая картотека вражеских агентов! Это была неслыханная удача, выпавшая на долю фронтового контрразведчика.
На горку документов легла последняя фотография, и Петренко, положив нож, наконец отступил от стола. Лейтенант надолго склонился над всем этим добром, а затем, не стесняясь своего порыва, подскочил и крепко обнял пленного. На глаза Петренко невольно навернулись слезы. Да он и не пытался их скрывать, стекая по щекам, они капали на его гимнастерку. Командир заградотряда с открытым ртом наблюдал за этой сценой.
— Невероятно! Этого не может быть! Кто вы? Как вас звать?
Тронутый искренностью лейтенанта, Петренко в первые минуты ничего не мог сказать. Крепкие объятия не были чудесным сном, он действительно вернулся домой! Позади остались шестнадцать месяцев смертельной игры с фашистской контрразведкой. Теперь уже не надо было таиться, выверять каждое слово, десятки, сотни раз продумывать каждый свой шаг. Все это — изощренные проверки лейтенанта Райхдихта, патологическая подозрительность мерзавца Самутина, а главное — изматывающее душу состояние раздвоенности, когда он сам порой не мог понять, где грань между советским разведчиком и кадровым сотрудником Абвера, — осталось позади. Он снова был среди своих. Своих! Петренко счастливыми глазами смотрел на офицеров, и в этот момент ему казалось, что ближе и роднее людей нет.
Удостоверение личности П. И. Прядко на имя П. Петренко, выданное в «Абвергруппе 102» в 1943 г.
Лейтенант разжал объятия, в нем снова проснулся контрразведчик.
— Как вас зовут? Кто давал задание? Вы помните пароль? — посыпал он вопросами, но тут же спохватился и многозначительно посмотрел на капитана.
Тот развел руками и смущенно произнес:
— Я что, не понимаю?! Не первый год на фронте. — И, забрав со стола нож, направился к двери, не переставая повторять на ходу: — Ну, дела! Ну, дела! Ежели что не так, то прощения, конечно, просим. Ты, лейтенант, не серчай, что мои ребята его малость приложили. Ну, дела!
Когда шаги капитана стихли, в комнате воцарилась пронзительная тишина. Петренко порывистым движением расправил гимнастерку, посмотрел на офицера контрразведки так, что тот невольно подтянулся, и негромко доложил:
— Старший лейтенант Прядко, оперативный псевдоним Гальченко, после выполнения задания Особого отдела НКВД по Шестой армии в «Абвергруппе 102» прибыл!
— Старший оперуполномоченный Отдела контрразведки СМЕРШ лейтенант Ивонин доклад разведчика Гальченко принял! — ответил ему смершевец, затем широко улыбнулся и, пододвинув табурет, предложил: — Садись, дорогой, извини, что так встретили, сам понимаешь, от этого всего башка кругом идет, даже забыл спросить, как тебя зовут.
Советский разведчик П. И. Прядко
— Петр, — представился старший лейтенант.
— А меня Анатолий! Ну ты, в общем, не стесняйся, осваивайся пока, а я сейчас, один момент, — засуетился Ивонин, сгреб в брезентовую сумку фотографии и документы и исчез в соседней комнате.
Спустя минуту лейтенант возвратился. В руках он держал банку с тушенкой, чайник, две кружки и дежурную армейскую фляжку. Не присаживаясь, он штык-ножом вскрыл консервы, вывалил в миску тушенку, потом полез в стол, достал краюху черного хлеба и покромсал на куски. Прядко с тихой радостью наблюдал за его сноровистыми движениями. Тот приподнял голову, заговорщицки подмигнул, отвинтил колпачок фляжки, разлил спирт по кружкам и поднял тост:
— За возвращение домой!
— Домой! — как эхо прозвучал ответ разведчика.
Кружки звонко звякнули, и они выпили до дна. С непривычки у Прядко перехватило в горле, а из глаз крупными горошинами покатились слезы. Лейтенант плеснул в кружку воды из чайника, и он, захлебываясь, торопливо сделал несколько глотков, а когда спазмы прошли, навалился на тушенку с ржаным хлебом. В этот момент ему казалось, что ничего вкуснее в своей жизни он еще не едал. Это вам не тот эрзац-хлеб с постной говядиной, которыми Шойрих пичкал своих подопечных! Петр не заметил, как умял все, выставленное перед ним лейтенантом. Сам Ивонин, без аппетита поковырявшись вилкой в миске с тушенкой, встал из-за стола, вынул из шкафа тетрадь с привязанным к прошивке карандашом, положил ее перед Прядко и сказал:
— Извини, друг. Ты пока тут без меня чайку попей, а если время будет, набросай рапорт, чем у фрицев занимался, а я в штаб полка смотаюсь, сам понимаешь, надо доложить начальству, ну и у тыловиков приличные харчишки вытрясу.