По мифу известно еще одно воплощение Кецалькоатля, что никак не отображено в рельефах в Шочикалько, зато предостаточно на страницах кодексов. Под именем Эекатль он повелевал ветром и божественным дыханием. Изображали его в виде человека в странной маске с четырехугольным носом и острым птичьим клювом. Происхождение этой маски толком так и не было объяснено. Искали мифологическое родство Эекатля с планетой Венера, но это не приводило ни к чему, кроме измышлений. А вот видеть в нем источник жизненных процессов… О, это была плодотворная мысль! Божественное дыхание Эекатля, превращающее мертвую материю в живую, входило в систему тех атрибутов великого бога, которые, как я пытался показать, превращали Кецалькоатля в мифологический вариант сути биологических процессов, управляющих человеческим бытием.
Стало быть, в этом случае речь шла о том свойстве живого вещества, благодаря которому мертвая материя включается в жизненные процессы, участвуя в обмене веществ. Проще говоря, нечто особо целостное, возникшее из неживых материальных частиц, уже живет.
Владеющий этим явлением Эекатль пребывает в полнейшей гармонии с остальными своими воплощениями. Я еще раз попытался выстроить их в смысловой ряд. Пернатый Змей – вечно существующая хромосома; Шолотль – суть содержащейся в хромосоме "записи", генотип человека; Эекатль – свойство, явление космического масштаба, позволяющее материи в соответствии с "записанными эталонами" формироваться и воспроизводить повторяющиеся процессы; наконец, Накшитль – человек, возникший благодаря всем этим факторам.. И за всем этим был Кецалькоатль, повторял я себе.
Целое, как бы там ни объяснять символы, более или менее дословно, связывало символические действия и атрибуты пары Венера – Кецалькоатль вначале с созданием тела, а потом – с возникновением духа.
Я обратился к своим записям. Я выписывал из различных источников все, что подтверждало такую точку зрения.
По Зелеру, Кукумац – покрытый зелеными перьями змей из гватемальского мифа, – несомненно, означал живого зародыша воды.
Еще больше порадовала меня выписка из сапотекского словаря Хуана де Кардобы, где индейская фраза, определяющая змея: "шика питао мани"
Итак, у меня есть серьезные основания, подумал я, помещать змея в "драгоценном сосуде" – в яйце, в коем, как выяснилось, он отнюдь не символ, а зародыш жизни. Конечно, это была не моя заслуга – я лишь обнаружил то, что давным-давно знали миштекские создатели священных рисованных книг. Единственное, на что я решился, – это перевести древние символы на язык современных научных понятий: яйцеклетка и хромосома.
Легенда гласила, что Кецалькоатль родился партеногенетически (от греч.
Меня разбудило солнце, жарившее уже с утра, и ястреб, покрикивающий над полем. Я видел, как он упал между агавами недалекой, покинутой, как мне казалось, плантации. Растения немалого уже возраста, непомерно разросшиеся, напоминали конструкции из металла, позеленевшие отливки из меди, страшащие своими иглами. По тропинке подходил пеон, босой, в белой груботканой одежде. Он вел осла на веревке. По бокам животного висели два пластмассовых бидона. Пеон нес продолговатую тыкву и алюминиевую посуду.
– Buenos dias, señor, – поздоровался он, проходя мимо. – Cofecito (Кофеек)?… – увидел он кружку у меня в руке.
– Buenos, – ответил я и уточнил: – Teciti (чаек). Он молча приподнял брови:
– Si le gusta, señor… (Коли вам нравится, сеньор). – Он вежливо кивнул и пошел дальше.
Я видел, как он проходит между замшелыми ветвями чудовищной агавы и просовывает руку в отверстие, прорезанное в ее стволе, наполняет скопившимся там прозрачным и сладковатым соком тыкву, а затем переливает его в бидон. О, тут начинался процесс приготовления pulque, благословенного уже столетия напитка…
Мои усилия обнаружить истинную природу Кецалькоатля до сих пор опирались в основном на свидетельства вырезанных или нарисованных фигур и знаков. Пора было обратиться к такому источнику, как
ЛЕГЕНДА О ПЕРНАТОМ ЗМЕЕ.