Загадка Фишера

Это был вызов, начало интриги, подспудно вызревавшей еще со времен матча в Рейкьявике (1972). И если не открытая война с ФИДЕ, то уже первый и довольно мощный атакующий залп. Ведь Фишер отрекался от звания «чемпиона мира ФИДЕ», именно ФИДЕ, а не, так сказать, «остального мира», чемпионом которого по-прежнему себя считал, не раз заявляя, что будет чемпионом мира «долго, очень долго, а может быть, и всю жизнь».

В лучших традициях сюрреализма «проблема Фишера» в один миг стала иррациональной. С одной стороны, его демарш произвел, конечно, эффект разорвавшейся бомбы. Уже не один талантливейший избранник фортуны становился до него шахматным королем, а потом, встретив достойного соперника, слагал в единоборстве свои чемпионские полномочия. Правда, непобежденным ушел из жизни Александр Алехин. Но такого прецедента, когда отрекался законный и в добром здравии чемпион, еще никто не знал. С другой стороны, памятуя о нарастающих требованиях Фишера, подобный прецедент наверняка «вычисляли», к нему готовились. Ведь предложение чемпиона играть безлимитный матч и дать ему два очка «форы» вызвало почти единодушное осуждение.

«Мы считаем, – писал от имени советских шахматистов Юрий Авербах, – что если бы матч на условиях Фишера состоялся, он оказался бы «смертельной дозой» шахмат как для партнеров, так и для болельщиков и обозревателей». «Если матч надолго затянется, он утратит всякое творческое значение и превратится в борьбу на измор», – соглашался с ним американский гроссмейстер Роберт Бирн. А президент ФИДЕ Макс Эйве, рассуждая о противостоянии чемпион – претендент, высказывался еще определеннее: «Фишер не имеет морального права требовать, чтобы нынешний претендент добивался перевеса в два очка».

Осуждая его из-за «претензий на исключительность», комментаторы отмечали, что Фишер верит в целесообразность только решительных действий, наде-етоя одним махом разрубить гордиев узел нерешенных проблем. Однако никто не мог оспорить того, что даже выдвигая самоуничтожающие ультиматумы, демонстрируя, на первый взгляд, алогичность жизненных поступков, ои каким-то чутьем находит гармонию деревянных фигурок на шахматной доске, где также требуется сверхусилие для разрешения «непримиримых» противоречий. В противном случае не было бы и «феномена Фишера» – необычайно ранней шахматной зрелости, фантастической серии побед над сильнейшими гроссмейстерами мира, лучшего до той поры индивидуального рейтинга во всей истории шахмат.

Кстати, именно ссылками на историю Фишер и доказывал правомочность своих последних требований. Еще В. Стейниц в матче с М. Чигориным (1892), игранном до 10 побед, считал критическим именно счет 9:9 и, дабы не ставить судьбу поединка в зависимость от последней, быть может, случайной победы, предлагал тогда новый микроматч до трех побед. А Эм. Ласкер, как позднее и Х.–Р. Капабланка, создал другой прецедент – требовать на правах чемпиона мира «форы» в два очка!

Легко заметить, что проведя «историческую комбинацию», Фишер наконец нашел и оптимальное для себя решение. «Как будто я требую для себя особых преимуществ по сравнению с другими чемпионами мира!» – писал он гроссмейстеру Ларри Эвансу и, памятуя, что на дворе уже последняя четверть XX столетия, далее пояснял: «Я ведь не требую, чтобы при счете 9:9 меня признали победителем матча. Единственное, на чем я настаиваю, чтобы при счете 9:9 за мной был сохранен чемпионский титул, а это большая разница… Ведь я не требую, чтобы матч автоматически прекращался после того, как чемпион одержит свою девятую победу. Наоборот, матч должен продолжаться до тех пор, пока либо чемпион не одержит десятую победу, либо претендент не сравняет счет, и в зависимости от этого должен определяться результат и производиться дележ призового фонда».

Можно, конечно, дискутировать, была ли у Фишера другая, вернее своя, правда, ведущая к истине, или ее многоликость – верный путь к заблуждению. Но трудно оспаривать, что он оставался признанным лидером шахматного мира, создавшим свой универсальный стиль игры и раскрывшим, казалось, в этой полной тайн игре секрет непобедимости.