Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945-1991)

Наша следующая проблема снова касается концепций, которые будет определять русскую политику после войны. Насколько мы можем быть уверенны, что впредь русская политика будет вестись по направлениям, максимально близким к тем, что были признаны нами выше желательными? Вот суть проблемы наших военных целей в отношении России; и ее нельзя недооценивать.

В первую очередь, это проблема будущего советской власти, то есть власти коммунистической партии в Советском Союзе. Это чрезвычайно затруднительный вопрос. На него нет простого ответа. Мы видели, что если мы будем приветствовать, и даже стремиться к полному разрушению и исчезновению советской власти, мы не можем быть полностью уверенны, что достигнем этого. Следовательно, мы можем рассматривать это как задачу-максимум, а не минимум. Тогда, если предположить, что на части советской территории может оказаться целесообразным существование советской власти по завершении военных действий, каково будет наше отношение к ней? Согласимся ли мы вообще поддерживать с ней отношения? А если да, то какие условия нам следует установить?

Прежде всего, мы должны признать как заранее принятое решение то, что нам не следует заключать полномасштабное мирное соглашение и/или устанавливать регулярные дипломатические отношения с любым режимом в России, возглавляемым кем-либо из нынешних советских лидеров или людей, разделяющих их образ мыслей. За последние пятнадцать лет мы уже имели печальный опыт попыток действовать так, будто с таким режимом возможны нормальные отношения; и если мы будем вынуждены прибегнуть к войне, чтобы защититься от последствий их политики и действий, наша общественность вряд ли простит советских лидеров за подобное развитие событий или возобновит попытки нормального сотрудничества.

С другой стороны, если по завершении военных действий на части советской территории сохранится коммунистический режим, мы вряд ли сможем полностью его игнорировать. Он не может не представлять, в границах наших возможностей, потенциальной угрозы миру и стабильности в самой России и в мире. Самое меньшее, что нам следует сделать, — быть уверенными, что его возможности зловредных деяний настолько ограничены, что не могут принести серьезного вреда, и что мы сами, или дружественные нам силы, держат все под контролем.

Для этого потребуются две вещи. Во-первых, будет нужно реальное физическое ограничение мощи такого остаточного режима, с тем чтобы он не мог развязать войну либо угрожать и запугивать другие нации или другие русские режимы. Если бы военные действия привели к решительному сокращению территории, находящейся под влиянием коммунистов, особенно если бы такое сокращение лишило бы их ключевых факторов в нынешней военно-промышленной структуре Советского Союза, то это физическое ограничение последовало бы автоматически. Если же находящаяся под их контролем территория значительно не уменьшится, того же результата можно будет достичь интенсивным разрушением важных индустриальных и экономических объектов с воздуха. Возможно, потребуются оба этих средства. Но, как бы то ни было, мы можем определенно заключить, что мы не можем считать наши военные действия успешными, если после них сохранился контроль коммунистического режима над долей нынешнего военно-промышленного потенциала, достаточной для того, чтобы на аналогичных условиях вести войну с любым соседствующим государством или с любой соперничающей властью, которая может установиться на традиционной русской территории.

Второе, что нам потребуется, — в случае, если советская власть в целом сохранится на традиционных русских территориях, — это некие условия, определяющие по крайней мере ее военные отношения с нами и с властями окружающих стран. Иными словами, нам может потребоваться определенный вид отношений с подобным режимом. Сейчас это может звучать неприятно для нас, но вполне может оказаться, что наши интересы будут лучше защищены такого рода отношениями, чем широкомасштабными военными действиями, необходимыми для полного подавления советской власти.