Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945-1991)

Вышесказанное следует считать адекватным выражением наших военных целей и в случае, если благодаря войне политические процессы в России пойдут своим собственным курсом и мы не будем обязаны брать на себя серьезную ответственность за политическое будущее страны. Но остаются вопросы, на которые придется отвечать в случае, если советская власть разрушится так быстро и так радикально, что страна останется повергнутой в хаос, делая затруднительным для нас как победителей совершать политический выбор и принимать решения, формирующие политическое будущее страны. При такой возможности нам предстоит столкнуться с тремя основными вопросами.

4. Разделение / национальная безопасность

Прежде всего, что для нас было бы желательно в таком случае: чтобы нынешние территории Советского Союза оставались под единым режимом или чтобы они были разделены? А если они останутся объединенными, по крайней мере в значительной степени, то какая степень федерализма должна соблюдаться в будущем русском правительстве? И как быть с основными национальными меньшинствами, в особенности с Украиной?

Мы уже упоминали о проблеме балтийских государств. Балтийские государства не должны быть вынуждены оставаться под какой-либо коммунистической властью после следующей войны. Если территория, примыкающая к балтийским государствам, будет управляться русскими властями иначе, чем коммунистическими властями, то мы должны руководствоваться пожеланиями балтийских народов и степенью сдержанности, которую русские власти склонны проявлять в отношении к ним.

В случае с Украиной мы имеем другую проблему. Украинцы — наиболее передовой из народов, которые в настоящее время подчиняются России. Они в основном обижены русским доминированием, а их националистические организации активны и известны за рубежом. Поэтому легко можно подойти к заключению, что их в конце концов следует освободить от русского владычества и позволить им самостоятельно устраиваться как независимому государству.

Мы должны остерегаться такого заключения. Сама его простота делает его негодным в условиях реалий Восточной Европы.

Действительно, украинцы страдают под русской властью и нужно что-то сделать, чтобы защитить их положение в будущем. Но есть определенные базовые факты, которые не следует упускать из виду. Хотя украинцы и были важным и специфичным элементом в Российской империи, они никак не показали себя «нацией», способной успешно решать вопросы независимости вопреки серьезному русскому противостоянию. Украина не является четко определенным этническим или географическим понятием. Население Украины, первоначально в значительной мере состоявшее из людей, бежавших от русского или польского деспотизма, незаметно превратилось в русских или поляков. Между Россией и Украиной нет четкой разделительной линии, и вряд ли ее можно будет установить. Города на украинской территории были по преимуществу русскими и еврейскими. Истинная основа «украинскости» — это чувство «отличия», вызываемое специфическим крестьянским диалектом и незначительными различиями в фольклоре и обычаях в сельских районах. А поверхностные политические волнения — это в основном работа немногочисленных романтически настроенных интеллектуалов, которые почти не имеют представления о государственном устройстве.

Экономика Украины неразрывна связана с экономикой России в целом. Никакой экономической самостоятельности не было с тех пор, когда эта территория была завоевана кочевниками татарами и затем стала служить целям оседлого населения. Попытка вырвать ее из русской экономики и сделать чем-то самостоятельным была бы искусственной и разрушительной, подобно попытке выделить Кукурузный пояс, включая промышленную зону Великих озер, из экономики Соединенных Штатов.

Более того, люди, говорящие на украинском диалекте, разделены, как и те, кто говорит на белорусском диалекте, по признаку, который в Восточной Европе всегда считался истинным показателем национальности — а именно, по религии. Если в Украине можно будет провести какую-нибудь настоящую границу, то логически это будет граница между зонами, традиционно приверженными восточной церкви, и теми, кто предан римской церкви.