Загадка Катилины

Тщательно протерев тела губками, размягчив лицо и бороды горячей водой, мы вышли из бассейна и по очереди подставили свои лица лезвию брадобрея. Метон подошел первым, потому что это был его день и он брился первый раз в жизни. Раб серьезно принялся за свои обязанности и долго трудился над тем, что можно было бы удалить тремя взмахами. Если быть честным, то на щеках Метона почти не было растительности, ее можно было увидеть лишь под определенным углом и при определенном освещении, а на подбородке и над верхней губой она и вовсе отсутствовала. Тем не менее брадобрей делал вид, что ему приходится иметь дело с заросшим щетиной солдатом, который месяцами не видел бритвы. Он правил лезвие о кожаный ремень, быстро водя его туда-сюда, а Метон зачарованно смотрел на это священнодействие. Раб прикладывал горячее, дымящееся полотенце к его щекам и что-то бормотал, словно возничий, успокаивающий своего коня. Он кружил вокруг Метона и осторожно прикладывал бритвы к его щекам, челюсти, шее, подбородку, оставляя напоследок самое трудное место — верхнюю губу. Метон вздрогнул только один раз; бритье — это ведь самое опасное дело, которое доверяют рабам, и человек не сразу привыкает к этому. Но слуга Экона со своей работой справился великолепно. Когда он закончил, то ни на полотенце, ни на бритве, ни на свежевыбритом лице Метона не было ни капельки крови. От этого, казалось, Метон даже расстроился, но несколько прикосновений к своему лицу явно доставили ему удовольствие.

Затем брадобрей взял ножницы — прекрасную пару, доставшуюся мне в подарок от Луция Клавдия, которую я передал Экону, отправляясь в провинцию. Раб накинул на плечи Метона покрывало и стриг его до тех пор, пока он не стал выглядеть вполне по-взрослому, с открытыми ушами и затылком. Затем ему смазали волосы маслом, и на этом дело закончилось.

Я приказал рабу немного подровнять мне волосы и бороду, но не брать в руки бритву. Потом настала очередь Экона.

— У тебя есть возможность, — сказал я, — избавиться от этой бессмысленной прически и дурацкой бородки.

Экон рассмеялся.

— Бессмысленной? Дурацкой? Папа, погляди по сторонам.

Я огляделся и увидел достаточное количество молодых людей, подстриженных таким же образом и с такими же бородками, как и у моего сына и у Марка Целия, — короткие волосы по бокам и сзади, длинные сверху и бородка, обрамляющая челюсть узкой полоской.

— Ты знаешь, откуда пошла эта мода?

— Да. От Каталины. Ты сам сказал мне об этом, да и многие повторяют подобное. Катилина со своим кругом друзей и приверженцев часто задают моду.

— А знаешь, что Каталине она надоела?

— Неужели?

— И это произошло под крышей моего дома. Ночью у него была бородка, а утром — фьють, — я щелкнул пальцами, — уже нет.

— Побрился?

— Щеки гладкие, как у Метона. Не правда ли, Метон?

Метон, все еще поглаживающий свое лицо, кивнул.

— Так что видишь, — продолжил я, — что самый модный у нас теперь Метон. Может, и тебе следует побриться?

— Но все вокруг по-прежнему ходят с бородками…

— Это будет продолжаться недолго.

Экон протянул руку, и брадобрей подал ему зеркало. Он изучающе посмотрел на свое лицо, провел пальцами по узкой полоске растительности…

— Ты на самом деле считаешь, что мне следует побриться?

— Каталина побрился, — сказал я и пожал плечами, словно не имея собственного мнения.

— Менению никогда эта бородка особенно не восхищала, — сказал Экон по истечении некоторого времени, разглядывая себя в медном зеркале, которое держал раб-брадобрей. Он похлопал себя по бритому подбородку и немного нахмурился; там, где волосы росли гуще всего, брадобрею пришлось прибегнуть к помощи пинцета. Ему это, возможно, даже понравилось, ведь рабы никогда не упускают подобных случаев, чтобы немного поиздеваться над хозяевами.

— Мне казалось, что ты скажешь, будто Менении эта бородка нравилась, — решил я немного съязвить.

— Без нее она полюбит меня еще больше, я уверен.

Так и случилось. Когда мы встретили женщин в прихожей, они с Эконом обменялись такими взглядами, будто не виделись несколько месяцев, а не час. Но таковы все молодые. Что касается Метона, то Вифания взяла его за подбородок и вздохнула, словно могла различить те места, которых касалась бритва. Диана, со всей прямотой, свойственной детскому возрасту, заявила, что не видит никакой разницы. Менения снова решила отвлечь ее и сказала, что домой они поедут вместе, и на это предложение Диана сразу же согласилась. Менения уложила свои длинные волосы кольцами, скрепив их гребнями с ракушками — явно подражая Вифании, только ее гребни не таких вызывающих цветов. Я с каждым разом все более и более восхищался ее чувством умеренности.

Чистые и отдохнувшие, мы вернулись в наш дом на Эсквилинском холме и обнаружили, что приготовления уже подошли к концу. Судя по солнечным часам на Субуре, был уже полдень; скоро прибудут первые гости. Настало время Метону надеть свою тогу.