Загадка Катилины

Раб сделал такое лицо, будто я сунул ему под нос какую-то дрянь и заставил его попробовать.

— Городской самодовольный вонючка, — сказал он наконец, поморщившись.

— Кто так назвал меня?

— Публий Клавдий. Мне кажется, это тот самый пожилой человек, живущий за рекой. На самом деле он высказал еще пожелание — окунуть вас в воду и протащить вниз по течению, чтобы вы ртом ловили рыбу. — И юноша снова поморщился.

— Ну, это не обидно, — сказал я. — Что еще?

Его товарищ облизал губы и поднял руку, попросив слово.

— Глупое ничтожество без предков, которого только в клетку посадить и отвезти обратно в Рим, — сказал он. — Так говорил Маний Клавдий, человек, который живет к северу от нас.

— Я знаю. Опять же ничего, кроме злобного ворчания.

Тут прыщавый раб что-то проворчал.

— Да? — побудил я его к разговору.

— Самый молодой из них, по имени Гней…

Тот самый владелец горы, не приносящей особых доходов, которому, по мнению Клавдиев, должно было достаться поместье Луция, подумал я.

— Продолжай.

— Он сказал, что у семейства должны найтись кое-какие доверенные лица, которые пришли бы ночью и окропили бы землю кровью.

Это уже не так забавно, хотя, вполне возможно, что тоже пустая болтовня.

— А он предложил что-то конкретное?

— Нет, он просто так и сказал; «Пролить кровь на землю».

— Он сказал это при вас, и вы слышали его слова?

— Мне кажется, он не знал, откуда мы. Наверное, никто не знал, кроме Клавдии. Кроме того, этим вечером было выпито немало вина, и Гней тоже не забывал опустошать свою чашу.

— Но вам, хозяин, следует знать, — сказал другой раб, — что Клавдия встала на вашу защиту. Она отвечала на каждое оскорбление и угрозу и советовала другим не разжигать своей ненависти, ведь дело уже решено в суде и ничего не изменишь.

— И как же родственники приняли ее слова?

— Не слишком тепло, но ей удалось утихомирить их. Ее манеры довольно…

— Грубы, — заключил Конгрион. — Нужно еще помнить, что встреча происходила у нее, и она вела себя как хозяйка. Мне кажется, что Клавдия не позволит в своем доме говорить и делать что вздумается, даже если гости — ее родственники.

Я улыбнулся и кивнул.

— Женщина, с мнением которой следует считаться. Женщина, которая требует уважения к себе. А ее рабы уважают ее?

— Конечно, — кивнул Конгрион. — Хотя…

— Ну? Говори.

Он нахмурил свои пышные брови.

— Мне кажется, они привязаны к ней не так сильно, как некоторые рабы к хорошим хозяевам. Она довольно требовательна, как я понял на собственном опыте. Ничто не должно пропасть зря, никаких отходов! Все в животном должно быть использовано — и мясо, и молоко, и труд; каждое зернышко нужно поднимать с пола. Некоторые из старых рабов ворчат, что они сгорбились не от старости, а от ее требований.

— Уже то, что они дожили до этой самой старости, говорит о ее доброжелательности, — сказал я, думая о поместьях, где к рабам относятся хуже, чем к домашним животным. После смерти их кожа не имеет никакой цены, в отличие от кожи быка, например, и большинство хозяев не скупятся на побои; мясо рабов в пищу не годится, поэтому их можно почти не кормить. Даже старый мудрый Катон не слишком был озабочен судьбой рабов; он советовал отбирать из них самых здоровых, а больных и старых не кормить и избавиться от них поскорее.

Разузнав все, я отпустил рабов, но когда Конгрион выходил в дверь (он, как я заметил, был вынужден повернуться боком, чтобы протиснуться сквозь узкий дверной проем), я окликнул его.

— Да, хозяин?

— Клавдии в основном собирались, чтобы решить вопрос о предстоящих выборах, насколько я понимаю.

— Да, хозяин, мне тоже так показалось, хотя они обсуждали и более насущные вопросы.

— Такие, например, как незваный сосед и как с ним поступить, — сказал я угрюмо. — Ты что-нибудь услышал насчет того, как Клавдии собираются голосовать?

— В этом вопросе они проявили единодушие. Они будут поддерживать Силана, хотя и не очень уважают его. «Кто угодно, только не Катилина», — слышал я много раз. Даже рабы подхватили эту фразу.

— Понятно. «Кто угодно, только не Катилина». Ты можешь идти, Конгрион. Вифания хочет посоветоваться с тобой по поводу сегодняшнего ужина.

После того как он вышел, я стиснул пальцы и некоторое время смотрел в стену, погруженный в глубокие раздумья.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В течение нескольких последующих дней я отбросил все мысли о политике, о Риме и об окружающем нас большом мире. Мне даже удалось прогнать мысли о Клавдиях. Из города больше никто не приезжал; никто не выкрикивал оскорбления с того берега реки. Горожан занимали предстоящие выборы, а мои соседи, как и я, были поглощены думами о сенокосе. Солнце ярко светило и согревало землю; рабы, казалось, были довольны своей работой; скот дремал в загонах. Метон и Диана помирились, по крайней мере, на время. В Вифании пробудились материнские чувства, и она гуляла с детьми по холму и рвала с ними цветы. В свободные минуты я забавлялся тем, что обдумывал план водяной мельницы, которую собирался построить Луций Клавдий.