Киров также частично несет ответственность за репрессии в отношении интеллигенции и других непролетарских слоев в Ленинграде того времени. Из Академии Наук СССР, до 1934 г. базировавшейся в Ленинграде, безжалостно вычистили более пятисот ученых, в т. ч. с целью обеспечить жильем быстро растущий в ходе индустриализации в Ленинграде рабочий класс, Киров выступил за высылку из города десятков тысяч ленинградцев непролетарского происхождения. Это касалось не только бывших царских чиновников и капиталистов, но и многих представителей свободных профессий: юристов, инженеров, ученых и деятелей культуры.
Во время индустриализации и ускоренного развития транспортной инфраструктуры ссыльные и заключенные многих лагерей являлись рабочей силой. Киров собственными глазами видел тяжелые условия труда подневольных работников, но он рассматривал этот вопрос с точки зрения эффективности. Поэтому он решил упорядочить и рационализовать принудительный труд, обеспечить заключенным минимум условий и поощрять интенсивность труда, вознаграждая лучших рабочих. С 1931 г. он поддерживал законы, по которым сокращались сроки за «ударный труд» (но это не распространялось на политзаключенных)[79].
Киров полностью поддержал строительство печально известного Беломорканала, который должен был соединить Балтийское и Белое моря. Его строительство было завершено в рекордно короткие сроки в 1932-1933 гг. благодаря широкому использованию принудительного труда. Органы госбезопасности — ОГПУ — несли ответственность за осуществление этого проекта, который стоил жизни десяткам тысяч подневольных рабочих. Киров дважды посещал строительство и хвалил органы за их усилия. Однако он выступил с инициативой досрочного освобождения заключенных, добившихся лучших показателей при строительстве канала; это также относилось и к политзаключенным[80].
Киров также во многом ответственен за рост культа личности. В декабре 1929 г. на пленуме Ленинградского обкома в связи с подготовкой к пятидесятилетию Сталина Киров произнес пылкую речь, восхваляющую вождя. Культ Сталина развивался постепенно, но особенно ярко проявился при подготовке и во время XVII съезда партии в январе-феврале 1934 г. И на областной партконференции перед съездом, и на самом съезде Киров был в первых рядах среди тех, кто прославлял Сталина. Конечно, не он единственный из партийной верхушки пел дифирамбы вождю, но, будучи одним из руководителей партии и государства, он нес особую ответственность за такое развитие событий.
Политические репрессии в Ленинграде были не менее жестокими, чем в других частях страны; скорее, наоборот. В 1932 г., когда Киров вроде бы поддержал более мягкую линию в деле Рютина, в Ленинградской области ОГПУ арестовало 37 тыс. чел. Это примерно 9 % всех арестованных органами госбезопасности в том году в Советском Союзе, при этом население области составляло 4,2 % населения страны[81]. Введение новой паспортной системы, которая обязывала всех жителей крупных городов иметь прописку, привело к высылке 100 тыс. ленинградцев из «бывших» на проживание за пределы стокилометровой зоны вокруг города[82].
Хотя эти репрессии проводились не лично Кировым (вина за них полностью лежит на ОГПУ), мы знаем, что Киров не сопротивлялся этим жестоким мерам. Напротив, он выступал за них во время новой волны террора, последовавшей после кризиса 1932 г. И его поведение во время противостояния с группой Смирнова-Толмачева-Эйсмонта в ноябре того же года было столь же жестким и непримиримым, как и поведение других сталинистов в Политбюро[83].
Содержание речей и статей Кирова не позволяет сделать выводы о сколько-нибудь значимых различиях между его и сталинской позициями. Это относится и к тем периодам, когда партийное руководство немного смягчало репрессии. В 1933 г. Сталин, похоже, не меньше, чем Киров[84], выступал за проведение умеренной политики. И осуществление более умеренной политики в 1934 г., названное Хлевнюком «"мягким" сталинизмом», было инициировано самим Сталиным. Киров в этом процессе активной роли не играл[85]. Следовательно, между политическими взглядами Кирова и Сталина ни в самые суровые годы режима, ни в более мягкие времена нельзя найти реальных различий.
Кирова нельзя считать не только умеренной альтернативой Сталину, но даже влиятельным политиком. Он редко посещал заседания Политбюро в Москве. Хлевнюк описывает его как человека, который вел себя не столько как член Политбюро, сколько как руководитель одной из важнейших местных парторганизаций. Инициативы Кирова ограничивались только Ленинградом, что позволяет вслед за Хлевнюком сделать вывод: «В общем, из доступных пока документов никак не удается вывести не только образ Кирова-лидера антисталинского крыла партии, не только образ Кирова-"реформатора", но даже обнаружить сколько-нибудь деятельное участие Кирова в разработке и реализации того, что называется "большой политикой"»[86].
Глава 4. Убийца