Молотов не упоминает о словах Николаева о сотрудниках НКВД, которые приказали ему убить Кирова. Но нам кажется, что надежность Молотова как свидетеля по данному делу вызывает большие сомнения. Если рассказы о попытке Николаева обвинить в убийстве НКВД соответствуют действительности, то у Молотова были все причины держать язык за зубами. Хрущев упоминает, что ни у кого не возникало даже желания спросить у Молотова и Ворошилова, справедливы или нет эти слухи. «Они были не такими дураками, чтобы говорить об этом, а мы не такими наивными, чтобы спрашивать»[507]
. Надежность сведений, сообщенных Молотовым довольно невысока. Его беседы с Чуевым печально известны ложью, к которой он прибегал в тех случаях, когда полагал, что правда может причинить ущерб партии или правящему режиму[508].Хотя мы и не знаем точно, что именно происходило во время допроса Сталиным Николаева 2 декабря, нет никаких сомнений в факте существования допроса. Менее достоверна история о том, что на следующий день, т. е. 3 декабря, Сталин якобы лично пришел в камеру к Николаеву и имел с ним часовую беседу один на один. Эта история, как и многие другие, берет свое начало из лагерных рассказов. Корабельников, предположительно один из охранников Николаева, рассказал ее Льву Разгону, который привел ее в одной из своих книг[509]
. Однако это весьма сомнительный источник, т. к. в документах нигде не упоминается Корабельников как один из тюремщиков Николаева. И если эта история даже частично правдива, то удивительно, что Кацафа ничего не говорит по этому поводу. Не найдено подтверждений этой истории и в других независимых источниках.Допрос Сталиным Николаева 2 декабря 1934 г. оброс мифами. Путешествие Сталина в Ленинград, допрос, на котором он лично допрашивал убийцу, добавили драматизма в историю убийства Кирова и, естественно, породили большой интерес к событиям, происходившим во время этого допроса. История о том, что Николаев действовал по приказу НКВД, ведет свое начало из слов подсудимых на показательном процессе над Ягодой и другими лицами, который состоялся в марте 1938 г.[510]
Поэтому закономерно появление слухов о том, что же поведал убийца во время сталинского допроса. На суде над Ягодой также «выяснилось», что человек, с которым общался Николаев, был Запорожец. Это, в свою очередь, послужило основанием отдельной версии, согласно которой Николаев во время его допроса Сталиным указал именно на Запорожца.Но Николаев был не единственным, кого допрашивал Сталин и другие члены «государственной комиссии». День спустя после допроса Николаева в Смольный была доставлена двадцативосьмилетняя женщина по имени Мария Николаевна Волкова, которая предстала для объяснений перед кремлевскими бонзами.
С 1931 г. Мария Волкова являлась информатором НКВД в Ленинграде. В 1934 г. она доложила в НКВД о группе бывших кулаков; члены этой группы были замечены в антисоветских высказываниях и занимались подготовкой покушения на Кирова. Но расследование не выявило ничего, что подтвердило бы это заявление[511]
.Волкова также написала в НКВД письмо, в котором она сообщала о существовании контрреволюционной организации в составе 700 членов, именуемой «Зеленая лампа». Волкова была допрошена сотрудником НКВД Г. А. Петровым. Согласно свидетельствам Петрова, которые он представил в хрущевские времена комиссии по расследованию дела Кирова, он спросил Волкову, как именно она узнала об этой организации и количестве ее членов. Никакого ответа он от нее не получил. Во время последующего допроса Волкова поведала другие истории. Так, при посещении рабочего Путиловского завода она якобы обнаружила у него дома корзину с человеческим мясом; в домах некоторых своих друзей она находила печатные станки для выпуска банкнот, а однажды ее взяли в Лигове (пригород Ленинграда), где она нашла в подвале ящик с боеприпасами. В качестве доказательства она принесла старую патронную гильзу. По словам Волковой, руководителем «Зеленой лампы» был «бывший царский генерал Карлинский»[512]
.Петров и его группа проверили донесения Волковой, однако не нашли никаких подтверждений. Петров представил результаты расследования на совещании в НКВД, возглавляемого Медведем. Все согласились с тем, что Петров напрасно тратил время, расследуя заведомо ложные обвинения. Медведь пришел к заключению, что Волкова — социально опасный элемент, т. к. она клевещет на людей и сообщает в своих письмах НКВД ложную информацию[513]
.Эксцентричное поведение Волковой и ее постоянная ложь заставили сотрудников НКВД усомниться в ее умственном здоровье; в октябре 1934 г. она была подвергнута психиатрической экспертизе, которая выявила, что она страдает манией преследования. После этого она была помещена в психиатрическую лечебницу[514]
.