— Давайте письмо, я напишу ответ. — Джефф жестом подозвал томившегося в ожидании лакея и, понизив голос, велел: — Ступай к Мактавишу, скажи, пусть едет, он знает куда. Оттуда к «Оксфорд-Армз», я подсяду там. Да пускай принесет извинения леди и объяснит: де, милорд к вам присоединится, как только позволит служебный долг.
Мэри поймет. Даже если рассердится, он постарается искупить свою вину. Она как-то обмолвилась, что дому Пинчингдейлов не мешало бы изменить облик. Свой кабинет Джефф предпочел бы оставить в нынешнем виде, однако, если Мэри пожелает обить стены розовым шелком в фиолетовый цветочек, он слова против не скажет. Гм… ну, может, не в цветочек… Позволять женщине вертеть собой как захочет тоже не дело.
Распечатав письмо, Джефф бегло просмотрел его. Как он и предполагал, текст был зашифрован — цифры чернели на бумаге бок о бок с греческими буквами. Месяц назад, доверяя послание надежному — даже если не слишком умному — служащему, который должен был отвезти письмо на расстояние не более мили, Военное ведомство не прибегало к столь затейливым хитростям.
Да, конечно, но месяц назад Лондон хоть и кишел прислужниками Бонапарта, Британия и Франция еще не воевали. Однако с тех пор как Франция объявила Англии войну, французы в британской столице донельзя обнаглели. Ныне даже в Мейфэре, сердце английской аристократии, о покое не стоило и мечтать. Не далее как три недели назад одного из самых изворотливых шпионов ведомства нашли с дырой в затылке па булыжной дорожке позади лондонского особняка лорда Вона. Словом, нравилось это кому-то или нет, осторожности были нелишними.
Хотя, конечно, доставляли немало хлопот.
Послание, написанное секретным кодом, следовало расшифровать. Даже не новичку в этом деле на раскодирование и шифровку ответа требовалось не менее получаса.
Минутная стрелка дернулась и встала вертикально. Пронзительный бой разнесся многоголосым эхом по затененным углам огромного дома.
Свернув бумагу, Джефф сухо произнес:
— Потребуется некоторое время. Если желаете подкрепиться, прошу на кухню.
— Я подожду здесь, ваша светлость.
Джефф кивнул, повернулся на каблуках и пошел через пустующие комнаты к кабинету. Он держал в руке подсвечник с тремя свечами, но не стал их зажигать, зная наверняка, что даже в полной темноте не заденет ни единого столика и не запнется ни об одно украшение на подставке.
Путь лежал через просторную залу, не знававшую балов со времен, когда Джефф был малым ребенком, через устланную персидскими коврами гостиную — шторы на здешних окнах не раздвигали лет двадцать кряду. Через парадную столовую с обилием серебра и хрусталя, что в последний раз красовались на столе в ту пору, когда кавалеры щеголяли в башмаках с красными каблуками, а дамы в необъятной ширины юбках, которые насилу проходили в двери. Сабинянки со стенных фресок приветствовали Джеффа жеманными улыбками, однако он не взглянул ни на них, ни на мрачные портреты предков, ни на хихикающих пастушек-француженок, что красовались на стенах безмолвной музыкальной залы.
Плотно закрыв за собой дверь кабинета, виконт прошел к письменному столу, привычным движением снял позолоченную фигурную накладку с левой ножки, извлек из тайника лист бумаги, исписанный убористым почерком, и, не глядя, вернул украшение на место. В отличие от прочих помещений в доме в кабинете все говорило о том, что им постоянно пользуются. На круглом столике у доходивших до пола двустворчатых окон стоял наполовину заполненный водой графин, письменный стол сплошь покрывали счета вперемешку с газетами, а потрепанные корешки книг на полках красноречиво свидетельствовали о том, что стоят они здесь для дела, а не красоты ради.
Джеффри взял одну из книг в изрядно потертом переплете — «Энеиду» Вергилия. В ведомстве рассудили так: французы глуповаты, в жизни не додумаются увязать код, основанный на греческом алфавите, с римским героическим эпосом, а посему станут старательно и тщетно искать потаенный смысл в загадочных Софокловых трагедиях. И почти не ошиблись. Как утверждал парижский осведомитель Джеффа, в министерство полиции свезли все копии Платоновых диалогов, которые только сумели раздобыть, а работ Аристофана не нашли в целом Париже.
На вид ничем не отличавшаяся от других, книга изобиловала пометами на полях. Человеку стороннему они показались бы обыкновенными школьными каракулями: перевод отдельных слов, обрывки бездарных стишков, хлесткие словечки в адрес учителя, выведенные для соседа по парте, да молодецки дерзкие умозаключения. Однако хотя чернила были умело затерты, отчего записи выглядели давнишними, самые первые из них Джефф сделал не далее как в прошлом году. Старательности ему было не занимать.
Нетерпеливо переступив с ноги на ногу, он положил рядом письмо Уикхэма и лист с кодом. От первого же слова в записке повеяло тяготами ада. «Поезжайте», быстро записал Джефф, второй рукой уже раскрывая книгу на следующей указанной странице.