Загадка Красной Вдовы

Г. М. открыл перочинный нож и медленно провел лезвием по узору, легко касаясь ткани самым острием. В одном месте лезвие как будто зацепилось за что-то. Г. М. надавил чуть сильнее, и острие ушло вниз. Терлейн увидел что-то вроде контура отверстия, закрытого неким подобием круглой дверцы, которую Г. М. и пытался теперь поднять. Отверстие было такого размера, что человек мог засунуть туда сложенные вместе пальцы.

Что-то хрустнуло.

– Как бы не пришлось ломать, – проворчал Г. М. – Там, внутри, замазка. Причем довольно свежая, как вы сейчас увидите. Так… Есть!

Деревянный кружок развалился надвое, будто двигался на внутреннем шарнире. Кто-то непроизвольно выругался. Г. М. облегченно выдохнул и подвигал маленькую дверцу вверх-вниз. Внутри зрители увидели ровный слой замазки.

– Хитрая штучка, а? Тот Мартен Лонгваль в восемнадцатом веке дело свое знал. Предполагалось, что вы засунете туда пальцы и кое-что вытащите. А шестьдесят лет назад Равель-старший все запечатал, чтобы никто ничего не узнал.

– Хотите сказать, сэр, что драгоценности лежали там? – спросил Мастерс. – В таком случае, если они были ему нужны, почему он их не забрал? Они ведь все еще здесь. И не только здесь, но и в другом месте…

Г. М. принялся ковыряться в спинке перочинным ножом.

– Угу! Об этом старина Гай позаботился, поэтому и замазка свежая. А почему Равель-старший не взял то, что мы видим, возможно, выяснится, если мы удалим ее. Тут, наверно, понадобится стамеска – замазка здорово затвердела. – За работу взялся Мастерс, а Г. М. продолжил сонным голосом: – Разумеется, ясной картины у меня не было, пока мы не услышали рассказ Гая о старухе Марте Сансон.

Помните, он упоминал, что старая мегера показывала Мари-Ортанс Бриксгем золотые и серебряные шкатулки? Наличия в них смертельных ловушек не предполагалось; скорее, речь шла о драгоценностях и «дорогих подарках», которыми она хвасталась. Кроме того, если просто вставить в крышку отравленную иглу, то можно убить случайно открывшего ее человека. Нет, ловушка должна срабатывать только в нужный момент. Помните, что Мари-Ортанс сказала Чарльзу Бриксгему на смертном одре? «В большой нужде». Эти слова, несомненно, она услышала от старухи. На такую приманку рано или поздно клюнет любой. «Окажешься в большой нужде, сделай то-то и то-то». И старина Чарльз, с его методичной привычкой все записывать, записал и эти слова. Старая Марта отомстила ему за насмешки и презрение к нечистому богатству Сансонов. Уже в могиле она могла позволить себе подождать, пока финансовое положение Чарльза не станет хуже некуда, и тогда… Ну что, Мастерс?

– Слой замазки не такой уж толстый, сэр. Желаете взглянуть?

На первый взгляд пространство не было ни глубоким, ни широким. Туда можно было засунуть два или три пальца, дальше оно сужалось наподобие воронки до отверстия поменьше, залепленного замазкой. Г. М. присвистнул.

– Кто-нибудь, дайте мне самый большой алмаз! Конечно, вот оно! Туда вложили этот алмаз, и старый трюк с вонзающейся под ноготь иглой сработал. Я же вам говорил, Мартен Лонгваль был мастер на такие штучки. Иголка выскакивает и – ага! Неудивительно, что никаких отметин потом не обнаруживалось. Алмаз сидит так крепко, что вытащить его невозможно, и прежде чем вы отказываетесь от бесплодных попыток, яд уже начинает действовать. Тайная дверца снова падает…

– Бесполезно! – воскликнул Мантлинг, изо всех сил пытавшийся вставить алмаз в воронку. – Слишком мал. Выйдет через запечатанное отверстие сзади…

– Верно, – сказал Г. М. – И это означает только одно. Самого большого камня нет. Шестьдесят лет назад его прикарманил Равель.

Позади них кто-то фыркнул. Обернувшись, Терлейн увидел в дверях Равеля-младшего в халате яркой расцветки. Несмотря на распухшую скулу, выглядел он не так плохо, как ожидал Терлейн. Вот только держался пьяный француз не вполне уверенно, будто не знал, смеяться ему или ворчать. Впрочем, оглядев внимательно собравшихся, он, похоже, понял что-то и от души рассмеялся.

– Чтоб мне провалиться! – сказал он, отдуваясь. – На вас без смеха смотреть нельзя. Немало я вам хлопот доставил, а? Вы уж извините. Но есть еще кое-что. Вы говорите, что мой папа`, который много лет как мертв, что-то стырил. Мне это не нравится, к тому же вы никогда и ничего не сможете доказать.

– Успокойтесь. – Г. М. схватил Мантлинга за руку и повернулся к Равелю. – И вы тоже. Никто здесь не будет ничего доказывать. Наш друг Алан получил достаточную компенсацию. Но только если вы готовы рассказать правду.

Равель добродушно кивнул и даже положил руку на плечо сопровождавшего его Карстерса.