В холле, куда испуганный Шортер только что впустил полицейских, Мастерс ненадолго задержался, чтобы дать необходимые инструкции, после чего присоединился к остальным в кабинете. Мантлинг включил свет. Карстерс отправился за Равелем – показать, что не держит обиды. Мантлинг высыпал драгоценности на стол, и Г. М. устроился рядом, положив цилиндр. Некоторое время он сидел, разглаживая ладонями свою большую лысину.
– Выглядит все так, – начал он. – Я думал об этом с самого начала, едва услышал об этом деле в общих чертах. И один эпизод не давал мне покоя. Эпизод, не вписывающийся в картину со случайным, разящим наугад проклятием. Я имею в виду молодую женщину, которая вдруг ни с того ни с сего решила провести в этой комнате ночь накануне свадьбы, в декабре 1825 года. Сумасшедший отец воспитывал ее в ужасе перед этой комнатой, хотя девушка она была упрямая и решительная и заботилась о своем слабоумном близнеце-брате. Как это объяснить?
С этой проблемой связана другая, причем самая большая из всех. Почему внезапная смерть поражает только того, кто остается в комнате один? Это противоречит всем правилам как демонологии, так и здравого смысла, а также закону вероятности.
Даже если исключить сверхъестественные причины и принять вариант с отравленной ловушкой, загадка остается. Ловушка должна быть стационарной и поражать любого, кому случится наткнуться на нее; она не может перемещаться и выбирать жертву, также ей следует быть достаточно незаметной, чтобы посторонний не мог увидеть ее за работой. И при этом она должна оставаться безвредной в присутствии более чем одного человека.
Я нашел ответ. У той девушки в 1825 году была причина, чтобы остаться одной в этой комнате. Более того, у всех умерших здесь причина была одна и та же. Не отравленная ловушка хотела, чтобы ее жертва осталась одна, а сама жертва хотела остаться наедине с ловушкой. Все они искали то, что не должен был увидеть никто другой, и для всех поиски завершились смертью. Что они искали? Хм. Я вспомнил две детали – возможно, важные, возможно, нет. Декабрь 1825-го стал месяцем сильнейшей в девятнадцатом веке финансовой паники, и жених Мари Бриксгем был ювелиром, чей бизнес потерпел позднее полный крах.
– Послушайте! – возразил сэр Джордж. – Мы установили, что отравленной ловушки нет. Она…
– Всему свое время. Я подхожу к этому. У кого-нибудь есть спички? Итак, переходим к следующим жертвам. В 1870-м из Тура приезжает торговец мебелью Мартен Лонгваль, родственник того Лонгваля, который делал какие-то вещи для этой комнаты и у которого, возможно, есть какие-то семейные бумаги, но только он о них не говорит. Приезжает он будто бы по какому-то делу к вашему дедушке. – Г. М. указал пальцем на Алана. – Гость настаивает на том, чтобы занять именно эту комнату. Они ведут долгие разговоры, и все хорошо, но когда Лонгваль остается в комнате один, то он умирает.
Между тем старик Мантлинг, похоже, ничего не подозревает. Проходят годы, и в один прекрасный день этот замшелый упрямец, это чудовище, вдруг становится романтиком, проводит ночь в комнате и тоже умирает. У него есть подсказка. Что за подсказка, мы, вероятно, никогда не узнаем. Важный пункт: в комнате спрятано нечто, представляющее огромную ценность.
А теперь ответ на то, что ставит вас в тупик. Представитель следующего поколения, впоследствии известный как Мантлинг-Покупаю-Лучшее, понимает, что с комнатой связан какой-то подвох. Он приглашает Равеля из фирмы «Равель и К°» проверить мебель. Равель заказ выполняет и даже, как мы слышали, увозит кое-что с собой для более тщательной проверки.
– Но ничего не находит, – заметил Алан.
Г. М. тяжело засопел, доставая трубку, которую он курил лишь в редких случаях.
– А не посещала ли ваш наивный ум другая мысль? – спросил он. – Нашел он что-то или нет, мы не знаем. Мы знаем лишь, что он сказал, что ничего не нашел. – После паузы, во время которой он тщетно пытался прикурить трубку, Г. М. продолжил: – Гореть мне в огне, но я не могу представить, чтобы Мантлинг-Покупаю-Лучшее копался в сундуке с семейными бумагами. Откуда ему было знать, что Равели состоят в близких родственных отношениях с Лонгвалями, а Лонгвали – с Бриксгемами? Но Равель это знал. Уж его-то никакая охраняющая сокровище отравленная ловушка врасплох застать не могла. Он намеревался заполучить все. Кто-нибудь, передайте мне тот стул.
Мастерс, не сводивший глаз с гипнотизирующих его камней и то и дело откашливающийся, поднял сломанный стул, оглядел его со всех сторон и поставил на стол. Кант из потускневшей желтой меди, проходивший по периметру сиденья, блеснул в свете лампы. Склонившись над стулом, Г. М. провел ладонями по выцветшему красному сиденью и, дойдя до края, осторожно провел пальцами по лилейному узору.
– Мастерс, дайте мне ваш перочинный нож. Далее мы вступаем в область догадок. Я проверил его прошлой ночью, когда подумал, что если какая-то ловушка и есть, то она должна быть в спинке стула хозяина дома. Но никакой ловушки я не нашел, потому что ее там уже нет. И позаботился об этом Равель-старший. Смотрите!