– Черт возьми, все просто, – нетерпеливо вмешался Мантлинг, которого, по-видимому, раздражали эти мелочи. – У Боба есть ключ. Когда мы планируем путешествие, приходится заниматься миллионом дел, так что мы входим и выходим по двадцать раз в день.
– Ну, раз вы так говорите, сэр… Что дальше, Карстерс?
– Я пожелал спокойной ночи и вышел вместе с Арнольдом. Потом сказал, что мне в другую сторону, затаился в тумане и пошел за ним.
– Вы пошли за ним? – удивленно спросил Г. М. – Зачем?
– Ну, я же играл в детектива. Подумал, а вдруг он сделает что-нибудь подозрительное. Да и чем еще мне было заняться? Надо же было подождать, пока все лягут спать. Но Арнольд, чтоб ему, пошел домой. Когда я вернулся, было почти полчетвертого и Алан только что выпустил вас, – он кивнул Мастерсу, – и еще двоих. Я поднял воротник, постоял в проходе напротив, подождал, пока все стихнет. Прошло, наверно, полчаса. Темно, тихо. Я перешел через улицу и только собрался открыть дверь, как в комнате на втором этаже зажегся свет.
– В чьей комнате? – резко спросил Г. М.
– В комнате Гая. Я… – Карстерс осекся, глаза его расширились. – Послушайте, я только сейчас понял! Было самое начало пятого. Но если Гай…
– О-хо-хо! Да, сынок, свет включил не Гай. Что потом?
Карстерс помолчал, собираясь с мыслями.
– Я снова притаился. Чувствовал себя, надо сказать, паршиво – замерз, да еще сырость, – и уже хотел плюнуть на все это дело. Окно было завешено, и я видел чью-то тень, которая двигалась туда-сюда…
Представив завешенные желтые окна по другую сторону затянутой туманом улицы и мечущуюся за ними тень неизвестного, Терлейн ощутил атмосферу ужаса, царившую в доме Мантлингов, даже острее, чем при виде двух мертвецов.
– Потом свет погас, – снова заговорил Карстерс. – Я подумал, что, наверно, Гай снова лег, и решил рискнуть. Но все равно беспокоился, боялся, что Гай… – он покраснел, – то есть боялся…
Карстерс опять замолчал.
– Да, сэр, – подбодрил его Мастерс.
– Скажу потом. В общем, я вошел в дом. Темно, тихо, и, должен признаться, я был на взводе. – Он с вызовом вскинул голову. – Вы попробуйте войти в такое место посреди ночи, без света… Я спалил несколько спичек, но и только. Все вроде бы было в порядке, но я решил, что не буду ни сидеть, ни прислоняться к чему-либо. Просто ждал. – Пройдя на середину комнаты, он медленно обвел ее взглядом, как будто не мог совместить этот жалкий вид с ночными ужасами при свете спички. – И боже мой! Я не пробыл тут и десяти минут, как услышал чьи-то шаги в коридоре. У него был фонарик. Я немного успокоился, когда понял, что это…
– Кто? Говорите же! – поторопил его Мастерс.
– Человек! – ответил Карстерс и кивнул. Его карие глаза как будто слегка округлились. – Вы же понимаете, о чем я. Но все-таки я был немного не в себе, потому что сразу же набросился на него. Он выронил фонарик и… – По губам Карстерса скользнула легкая усмешка. – Мне нравится старина Равель, что бы ни говорил Алан. И дерется он хорошо. Черт побери, Алан, он не бил меня ножом! Это вышло случайно. Он его обронил. Кроме того, если он убил Гая в четыре часа, то каким надо быть болваном, чтобы вернуться через двадцать минут?
– Ты крепкий парень, Боб, – снисходительно сказал Мантлинг, – но думать головой не твое, а? Ты ждал, что кто-то придет? Для этого и сам сюда пришел. – Лицо его окаменело. – Я скажу вам, инспектор, что у него было с собой. – И Мантлинг рассказал о найденном ноже, острой «вязальной спице с рукояткой» и брусках пластилина.
– Есть предположения, для чего ему понадобился этот странный набор?
– Ни одного, друг мой. Но почему бы нам не взять мистера Равеля в оборот и не устроить ему допрос с пристрастием, а? Ха!
– Давайте пока отложим это, сэр, если вы не против. Итак, в двадцать минут пятого вы услышали шум и спустились вниз. Кто еще из находившихся дома услышал этот шум?
– Все, за исключением Изабель. Она приняла снотворное. Слуг я отправил спать, и мы с Джудит, как могли, подлатали старину Боба. Но боже мой, мы и подумать не могли… – Он с усилием сглотнул.
– Вас не удивило отсутствие мистера Гая?
– Ха, нет! Он, если бы и услышал, беспокоиться бы не стал. Не поймите меня неправильно. Ничего не имею против бедняги. – Мантлинг сунул руки в карманы, подошел к двери и пристально, с некоторым даже любопытством, посмотрел на тело. – И мы должны перед ним извиниться. Он тоже никому не желал ничего плохого.
– Не вполне понимаю вас, сэр.