Загадка лондонского Мясника

Похоже, в часовню набилась вся школа. В первых рядах сидели учителя в черных мантиях, позади – тысяча мальчишек в зелено-пурпурной форме. Под витражным окном стоял хор. Ученики и преподаватели теснились вдоль стен, толпились в дверях.

Часовня оказалась меньше, чем я думал. В Интернете я прочитал, что ее строительство прервалось во время Войны Алой и Белой розы, и с тех пор его так и не возобновили. Здесь, как всегда в Поттерс-Филде, у меня возникло чувство, будто в мгновение ока переносишься сквозь века.

За кафедру встал Нэд Кинг.

– Окончен праздник, – прочел он. – В этом представленье актерами, сказал я, были духи. И в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы, и даже весь – о да, весь шар земной. И как от этих бестелесных масок… от них не сохранится и следа.

Салман Хан понурил голову и заплакал. Бен Кинг не сводил глаз с обезображенного лица своего брата.

Голос капитана Кинга заполнил древнюю часовню:

– Мы созданы из вещества того же, что наши сны. И сном окружена вся наша крошечная жизнь.

Капитан произнес обычную в таких случаях речь, но эти слова были полны истинного смысла. Он держал себя в руках, и в то же время его переполняли чувства. Он прекрасно справился. В таких вещах он обладал большим опытом.

Кинг вернулся к своей скамье в первом ряду, тронул за плечо Салмана Хана и опустился рядом с братом. Сзади сидели их красавицы жены и дети. Воспитанные малыши с брекетами на зубах и холеные женщины, которые даже в траурной одежде выглядели сексуально. Их огромные драгоценные камни сверкали. В этих семьях хватало денег и на одежду, и на образование отпрысков, и на исправление их прикуса. Братья Кинг и Хан наверняка любили своих близких. Однако истинные, нерушимые узы – узы прожитых вместе лет, были иными.

Потому что сейчас эти трое сидели вместе.

* * *

После поминальной службы я решил пройтись, обогнул регбийное поле, где шел урок. У всех мальчиков на руках были черные повязки в знак траура по учителю.

Звуки сталкивающихся тел, крики и смех стихли за спиной. Я подошел к домику Лена Жукова, постучал. Никто не ответил. Я поднял воротник, защищаясь от ледяного ветра, обошел коттедж и остановился.

На компостной куче лежала дохлая лиса – точно драный мешок из костей и шерсти. Кто-то аккуратно свернул ей шею.

* * *

Я вернулся в город в пять вечера. Был ноябрь, и в это время становилось темно, как ночью. Безумный лондонский час пик набирал силу. Я отправил Эди сообщение, стоя в пробке на Пиккадилли. Она ждала возле Управления и села в мой «БМВ» с торжествующей улыбкой.

– Если бы не я, – сказала Рен, – вы бы до сих пор копались в Гугле. На вашем месте я бы поехала через Риджентс-парк. Там всегда на удивление мало машин.

Через пятнадцать минут мы были на Финчли-роуд. Здесь автомобилей было много, но ехали они с нормальной скоростью. Дорога круто уходила вверх, к началу Хит-стрит. Мы взбирались на самый высокий холм города.

Я заметил, что мы недалеко от луга, где гуляли со Скаут, когда потерялся Стэн. А я и не знал, что поблизости есть художественные салоны.

На въезде в Хэмпстед, как раз перед огромным парком, собрались галереи всех мастей и размеров. Одни были высшего класса, с просторными роскошными залами и витринами, где в свете дорогих ламп выставлялись холсты. Другие, поскромнее, принадлежали местным художникам, которые продавали свои работы местной же клиентуре. Салон, который искали мы, представлял собой всего лишь темную дыру в стене.

– Вот и «Нерей», – сказала Эди.

Я сбавил скорость и, когда мы проезжали мимо, краем глаза увидел крошечный зал, что скрывался за кованой оградкой. Урну у входа кто-то перевернул, из нее на узкий тротуар высыпался мусор. Едва мы въехали на вершину холма, Эди отстегнула ремень безопасности. Я быстро нашел, где припарковаться.

Однако, вернувшись к галерее, мы обнаружили, что она закрыта. В витрине были выставлены два маленьких пейзажа. За стеклянной дверью лежала кучка рекламных проспектов и писем. «Скоро вернусь», – соврала нам табличка.

Я отступил и взглянул на дом: трехэтажное здание, одна квартира в цокольном этаже, другая – над самой галереей. Я перегнулся через оградку, заглянул вниз, посмотрел вверх. В окнах было темно. Под ногами хрустели осколки стекла.

Мы стояли на окраине Хэмпстеда. Местные предприниматели или процветали, или разорялись. Кроме галерей, здесь было несколько ресторанов и магазинов одежды. Вдоль всех тянулась одинаковая кованая решетка. Даже на самых скромных зданиях мигали красные и синие огоньки сигнализаций.

– Пойдемте, – сказал я Эди. – Мне еще нужно заехать в одно место. Куда вас отвезти?

– Я с вами.

Я посмотрел на девушку. Сколько ей? Лет двадцать пять или меньше?

– А разве у вас нет дел?

– Мы с бойфрендом встретиться сегодня не сможем. – Она помолчала. – Ему надо поужинать с женой. – Снова молчание. – У нее день рождения.