– Позволь мне стать частью твоих планов, – предложил я. – В чем они заключаются? Как только мистер Шарван появится в дверях, ты подскочишь к нему и разорвешь его в клочья? Я ведь правильно понял? А после этого нам предстоит избавиться от тела.
Она встала с места, прошла в дальнюю часть дома и вскоре вернулась с большим и мрачным разделочным ножом. Я быстро выхватил его у нее, и, открыв окно и отодвинув сетку, я вышвырнул его во двор.
«Умник!» – выпалила Вики. Она еще много чего сказала, но лучше забудем обо всем этом. В конце концов, она бросилась на диван и разрыдалась, словно ей было пять лет. Я сел подле нее, подставив ей плечо и платок, пока она плакала. Она выплакалась – да, выплакалась, и со слезами ушли вся вспыльчивость, ненависть и страсть, бывшие проклятьем Ван Гартеров. Все ушло, я был в этом уверен, когда, последний раз всхлипнув, она вышла и вернулась с сумочкой, и, найдя в ней косметичку, принялась тщательно пудрить носик. С тех пор я уже много раз слышал: убийцы прекрасно умеют пудрить носы. Но в тот момент я этого не знал и полагал, что это действие означает отсрочку в исполнении приговора мистеру Шарвану и раскаяние со стороны Вики.
– Все бестолку, – наконец, решила она. – Поднимусь наверх, умоюсь и потом начну сначала.
На полпути она остановилась и испуганно зашептала:
– Ну и ну! А вдруг он вернулся как раз сейчас – пока я рыдала!
– Невозможно, – ответил я. – Мы должны были увидеть и услышать его.
Мы сидели на одном из двух давенпортских диванов, расставленных по обе стороны от камина. С этого места было не видно ни дверь, ни лестницу. Мистер Шарван или кто-то еще могли бы два-три раза войти и выйти, пока Вики плакала, а мы бы и не заметили этого.
Один мой не самый приятный знакомый как-то сказал, что есть всего два вида женщин: те, которых обманывают мужчины, и те, ради которых мужчины не станут утруждаться ложью. Бедняга, он уже умер, и надеюсь, в аду его заставили исправить собственную эпиграмму: «Есть два вида мужчин: те, кто обманывает женщин, и те, у которых есть мозги».
– Вздор! – сказала Вики и взглянула на часы. – Нет, сейчас только десять минут десятого. Так что он еще не пришел, если только не взял такси, я уверена, что мы услышали бы, как оно подъезжает. Если он придет, пока я буду наверху, будь вежлив с ним. Не дай ему даже заподозрить, что ты сердит.
Когда Вики поднялась наверх, было десять минут десятого (в детективах время обычно имеет значение). Долго ли она пробыла наверху? Я не знаю. Как раз столько времени, сколько требуется девушке на то, чтобы избавиться от следов слез, накраситься, напудриться и сменить платье. Хватило бы этого времени на то, чтобы подняться на чердак и подкупить горничную Ориллу – чтобы та застрелила мистера Шарвана сразу после того, как он поднимется наверх? Возможно, и хватило бы, но я так не думаю. Тем более что эта теория не согласуется с тем, что Орилла твердо заявила: ее не было в Меривезере с половины восьмого и примерно до полуночи. И никто не смог опровергнуть ее слова.
В любом случае, когда Вики снова спустилась, на ней было желтое платье, и она очень мило процитировала грубое изречение леди Кроуиншенк и заявила, что мне необходимо поесть. Сама она и думать не могла о еде. Мы даже не рассматривали мысль о том, чтобы спуститься с прохладных высот Меривезера в сердце душного города. Я должен позвонить Меркелю.
Будучи уверенным в ее цели, но не в мотивах, я позвонил Меркелю и велел ему как можно быстрее привезти сандвичи, мороженое и все, что покажется ему съедобным и освежающим.
Пока я говорил с Меркелем, Вики отогнала свою машину с площадки перед домом в гараж за домом. Она оставила переднюю дверь широко открытой, и, подымаясь по лестнице, я заметил, что на улице стало прохладнее чем внутри дома, так что я не стал ни закрывать дверь, ни запирать проволочную дверь от насекомых.
Наверху, как раз перед тем, как войти в комнату Вики, мне показалось, что я слышу шум – как если бы кто-то постучал в кухонную дверь под лестницей. Я остановился и прислушался, но поскольку этот звук больше не повторялся, я продолжил свой путь и больше не думал о нем.
Когда я снова вышел в холл, хриплый голос радиоприемника пронзительно верещал на весь зал. Кто бы ни включил его, очевидно, он не хотел добиться ничего, кроме шума – на полной громкости раздавались звуки сразу нескольких радиостанций вперемежку с помехами.
Я устремился к приемнику. Не знаю почему, я тут же не выключил его. Возможно, из вежливости к включившему его невидимке – ведь я видел, что в комнате нахожусь только я. В любом случае, я лишь настроил его, добившись четкого звучания: «…Эй-Би-Си. У микрофона Пол Кизи. Передаем сигнал точного времени: удар гонга прозвучит ровно в десять вечера...».
Я вынул часы и, ожидая звук гонга, я заметил, что входная дверь закрыта. Должен признаться: это не пробудило во мне ни опасения, ни любопытства, в моем сознании это отметилось просто как факт. Пробил гонг. Мои часы шли верно. Я выключил радио.