Загадка Меривезера

Я перебил ее. Многолетний опыт заставил меня научиться прерывать цитирование леди Кроуиншенк.

Глава V

Странно, что до убийства все никак не доходит. Я остановился на августовской жаре во время поездки в автомобиле и на том, что Меркель снял пиджак, но снова отвлекся – даже после стольких месяцев мне не хочется переходить к рассказу об ужасном.

Вскоре я прибыл в Сэтори-Бэй и снял номер в отеле, где мне пришлось поселиться – в Меривезере не было дополнительной комнаты. Я велел Меркелю поставить машину в гараж (дальнейшее пребывание на мягком и потном плюше сидений казалось невыносимым), и, приняв душ и переодевшись в свежую одежду, я медленно прогулялся по душным улочкам до бутика Вики. Там было мрачно, а ее: «Родной, я так рада, что ты пришел», – прозвучало невыразительно.

По-видимому, за последние полчаса в ее лексиконе появилось слово «изнуренно», и она получала угрюмое удовлетворение от его использования. Она изнурена (это была явная ложь – выглядела она так же свежо, как папоротник в лесной тени). Ее дух и разум изнурены; даже само солнце в небесах было изнурено. Дот Бейли, невзрачная дочь очаровательной хозяйки пансионата Вики, недавно была в бутике.

– Дот была в красно-белом полосатом костюме, как жирный бекон, – сказала Вики. – Она съела два французских пирожных.

Я был шокирован.

– Так не пойдет, – сказал я. – Это совсем никуда не годится. Как насчет Банфа[15] или Норвегии? А затем, возможно, Тулон?

– Только не тогда, когда моя звезда в Уране, – ответила она.

– Я и позабыл об Уране, – признался я.

– Забыл об Уране! – ужаснулась она.

– Но я помню о звезде, – робко заметил я, но она проигнорировала мои слова, продолжив:

– Вероятно, это из-за того, что луна в Водолее. Она заставляет меня чувствовать вещи и их тревогу.

– Тревогу вещей? Как?

– Не знаю. Но, похоже, это чувство включает в себя страх и… ненависть.

– А, – ответил я. – И кто кого ненавидит?

– Не знаю.

– Тогда кто кого боится?

– Я бы хотела, – мечтательно ответила она, – чтобы ты перестал «ктокать» и «когокать».

– И где же творятся эти страх и ненависть?

– В Меривезере. Когда Дот была здесь, она принесла сюда их. Думаю, она влюблена в Тони Шарвана. Она так ужасно злобно и жестоко о нем говорила. Желала ему смерти от пыток и всего в таком роде.

– Такая современная версия любви?

– Не современнее начала начал. Дело в том, что Тони не проявляет симпатий к ней.

– Но это абсурдно. Он ей в отцы годится.

– Ну… может быть, если Дот и в самом деле семнадцать. Хотя, как по мне, она выглядит старше. Но, как бы то ни было, никто не может представить себе Тони в роли чьего-либо отца.

– Когда я приезжал в прошлом месяце, мне показалось, что он тебе очень нравился.

– Но для того, чтобы понравиться, человеку ведь не нужно быть отцом? Да, мне нравится Тони. Он так мил, и его не заботят деньги, хотя он не очень счастлив, и у него было несчастливое детство. Все в порядке, улыбайся. Мне его жаль, и, наверное, я становлюсь сентиментальной. Я совершенно уверена в этом, ведь в последнее время я только и делаю, что жалею всех в Меривезере. Я уже устала от этого чувства.

– И правда, – посочувствовал я. – Жалеть всех обитателей Меривезера – нелегкий труд.

– Нет. Проблема в другом. Большинство постояльцев уехали, например, на время отпуска, но сохранили свои номера за собой. Клауссены, все пятеро, и трое Хендриксов отправились в поездку по Аляске. Мать Пола, а также мисс Уинслоу со своей матерью и малышом на месяц уехали в горы. А Полли Кент лежит в госпитале – у нее операция. Хелен закрыла целое крыло и на лето уволила трех горничных. Это выглядит скупостью, но я ее не виню – к следующему лету она собирается возвести новую пристройку. Что мне ненавистно, так это то, что оставшиеся в Меривезере за одну ночь превратились в «одну большую семью». Все называют друг друга по имени и прямо блещут неформальностью.

– Ну, если это жалость…

– Нет, я имею в виду, что мы знаем все о делах друг друга, и нам приходится сочувствовать друг другу. Полу понизили зарплату, и вдобавок уволили оператора радиостанции – теперь ему приходится работать за двоих и при этом получать меньшее жалование. Дело не только в деньгах – он чувствует обиду. А старушка Сара Парнхэм все надеялась на то место в Миттигэн-колледже – ей практически обещали его; а на прошлой неделе они написали ей, что у них сокращение штатов, и они не могут принять ее на работу. Ее бедная мачеха устроила сцену прямо в столовой. А дедушка Освальда умер, и теперь Освальд чувствует, что должен был увидеться с ним в последний раз, но он ведь не знал, что тот так сильно болен. А Тони…

– Как раз здесь, – спешно вставил я. Мистер Энтони Шарван появился в дверях бутика.