Загадка невидимого гостя

— Мы войдем к Екатерине Дмитриевне такие грустные и смущенные, — с лукавой ухмылкой принялся объяснять Луна. — Мол, прошло время, мы осознали и теперь нам очень стыдно.

— Что ты несешь? — вытянулось и без того продолговатое лицо у Муму. — Что осознали? Кому стыдно? И почему стыдно?

— Тупой ты, Муму, — заговорщицки подмигнул Павел. — Ежу понятно, все мы сейчас испытываем мучительный и жгучий стыд, потому что обидели такого замечательного и великого человека, как Гриппов. И вот теперь, осознав в полной мере недостойность и легкомыслие своего поведения, мы жаждем извиниться перед Владимиром Дионисовичем.

— Ты чего, Луна, с баобаба хряпнулся? — взвыл Герасим. — Мы? Перед этим Грипповым извиняться? Это, значит, чего? Все, что было утром, насмарку? И мы, как миленькие, признаем себя виновными? Да я… Да не…

И Каменное Муму захлебнулся от душившего его праведного гнева.

— Ты можешь в этом не участвовать, — спокойно проговорил Луна.

— Это, в конце концов, подло! — выпалил Герасим. — Подло и цинично. — Он потряс кулаком в воздухе.

— Никакой подлости, — возразил Павел. — Что же касается цинизма, то некоторая доля его в моем плане, конечно, присутствует. Но на войне как на войне. Без тактических хитростей не обойтись. Возьмем врага его же оружием.

— А ведь хо-ороший план, — уже входила во вкус Варя. — После утренней встрясочки наш приход будет для Екатерины Дмитриевны просто бальзамом на душу.

— Противно, конечно, — поморщился Ваня.

— Зато красиво, — возразила Марго.

— И для дела полезно, — добавил Луна. — И вообще, Муму, — повернулся он к другу, — тебе чего больше хочется, чтобы Гриппову было лучше или хуже?

— Естественно, хуже. — Герасим испытывал стойкую антипатию к Владимиру Дионисовичу.

— В таком случае, нужно извиниться, — продолжил Луна. — Потому что иначе наше расследование захлебнется.

— Все равно не пойду, — набычился Каменное Муму.

— И не надо, — поддержала его Варвара. — У тебя уже даже сейчас на роже протест написан. Никто не поверит в искренность твоего раскаяния.

Герасим что-то пробубнил себе под нос касательно Гриппова. И это был явно не комплимент.

— Ребята, а вы уверены, что Екатерина Дмитриевна ничего не заподозрит? — засомневался Иван.

— Это зависит от нас, — отрезала Варя. — Хорошо свои роли сыграем — и ничего она не заподозрит.

— Ну, предположим, директрисе мы лапшу на уши повесим. — Ивана не оставляла некоторая неуверенность. — Она даст нам адрес или телефон Гриппова. Мы припремся к нему. И начнем извиняться. Неужели он это примет за чистую монету?

— Естественно, примет. — Варя была совершенно в этом уверена. — Гриппов считает себя гением и властителем дум. Ты что, Ваня, не видел, как он держится? Будто с минуты на минуту ждет, что ему весь мир бухнется в ноги. И вообще, все взрослые обожают, когда перед ними извиняются.

— Ну и извиняйтесь, пожалуйста, — проворчал Герасим. — А лично я полагаю, что зря вы все это затеяли.

К директрисе было решено идти на следующей перемене, так как эта все равно уже кончалась.

— А то вдруг Рогалева-Кривицкая после уроков куда-нибудь умотает, — сказал Луна.

Едва кончился четвертый урок, Команда отчаянных минус Герасим, оставшийся на этаже, спустилась в директорский кабинет. На их счастье, Рогалева-Кривицкая оказалась на месте.

— Можно? — приоткрыла дверь Варвара и с ангельским видом добавила: — Мы хотели бы с вами поговорить.

— Тогда заходите, — сухо отозвалась Екатерина Дмитриевна.

Ребята зашли.

— Какие проблемы? — посмотрела на них директриса.

— Видите ли, — ясные голубые глаза Вари излучали неподдельные раскаяние и скорбь, — мы долго думали со вчерашнего дня.

И, словно не в силах более продолжать, она умолкла. Директриса с удивлением смотрела на четверых друзей. Педагогическая интуиция подсказывала ей, что они явились с каким-то важным признанием. «Час от часу не легче, — екнуло в душе у Екатерины Дмитриевны, которая ещё не до конца опомнилась после утреннего происшествия. — Что на этот раз?»

— Видите ли, — Варя будто наконец одержала верх над переполнявшими её чувствами. — Бывает так, что сперва что-нибудь сделаешь, а потом жалеешь.

— Как? Как? — побледнела директриса. «Что ещё могли вытворить эти из восьмого «А»?» — в панике пронеслось у неё в голове.

Варя вновь сделала паузу. Она все сильней и сильней входила в роль кающейся грешницы.

— Говори. Не бойся, — внезапно севшим голосом поторопила её Рогалева-Кривицкая. «Господи, что же они натворили?» — кружилось у неё в голове, и воображение рисовало картины, одна другой ужаснее. Бомба, наркотики, ртуть…

— Екатерина Дмитриевна, — нервно заламывала руки Варвара. — Нам так неудобно… Все-таки известный поэт и прозаик.

«Так, — с отчаянием подумала директриса. — Опять что-то с Грипповым сотворили».

— В общем, — продолжала Варя, — нам бы очень хотелось извиниться перед Владимиром Дионисовичем.

— За что? — совсем сел голос у Рогалевой-Кривицкой.

— Ну, за это самое, — вмешался Иван.